Ученому филологу Будагову понравилась предложенная мной свежая научная тема, которую у него на кафедре никто не разрабатывал, тем более — на полевом практическом материале. Интеллигенту Будагову, как мне показалось, импонировала и сама абитуриентка, явившаяся в ареоле тайны заповедных заморских земель. Он принял мой реферат и предложил мне в предстоящий 51/52 учебный год прослушать курс лекций по некоторым лингвистическим дисциплинам на пятом курсе филфака. О моем юридическом дипломе ему и не вспомнилось, зато он со вниманием отнесся к рекомендации, которую мне дал старый филолог-испанист Федор Викторович Кельин.
Среди старых бумаг сохранился и этот документ, некогда очень мне пригодившийся.
Никогда ничто не делается впустую. Если бы я перед поездкой в Аргентину не зашла бы к Кельину и не работала бы там по его совету над переводом поэмы «Мартина Фьерро», не видать бы мне этой милой характеристики.
Не в ту пору, а лишь много лет спустя я задалась вопросом: почему с той же рекомендацией профессора Кельина, который к тому же, был известным поэтом-переводчиком с испанского, и со сделанным мною подстрочником (и рядом стихотворных строф) «Мартина Фьерро» я не подалась в Литературный институт, а ринулась в языкознание? Ведь литература Латинской Америки была у нас в середине ХХ века так же мало известна и изучена, как и национальные варианты ее испанского языка. И я избавила бы себя от головоломного преодоления точных лингвистических наук, таких, например, как история романских языков (испанского, итальянского, французского, португальского, румынского, провансальского…) до наших дней. Сколько пришлось рисовать огромных бумажных полотнищ, чтобы зрительно запомнить, какое развитие прошли, скажем, вокализм и или морфология каждого (каждого!) из этих языков за последнее тысячелетие, от латыни до современности. Наверно, литературоведение мне не представлялось в полном смысле наукой, способной дать звание кандидата или доктора филологических наук.
Жребий был брошен, выбор сделан.
Во время годичной подготовки к вступительным экзаменам в аспирантуру МГУ мне, дабы не числиться «тунеядцем» и не портить трудовой книжки, пришлось поработать преподавателем на кафедре немецкого языка своего родного института.
Осенью 52-го года из поступавших в аспирантуру филфака трех человек были приняты двое, в том числе и я. Вскоре была утверждена тема диссертации: «Семантические (т. е. смысловые) новообразования испанского языка Аргентины». Научный руководитель — профессор Будагов.
Весной и летом 53-го года я сдала и полагавшиеся кандидатские экзамены.