Всего один взгляд. Невиновный

В памяти Адама возникла мучительная картина: больничная палата, огромная постель, где лежит больной менингитом Сэм. Йейтс сказал Лорен не всю правду. Тогда Кэл тоже остался в больнице. Отказался уходить. Самый старый друг Адама, он притащил откуда-то жесткий металлический стул, поставил его у двери в палату Сэма и просидел так целых три дня, не произнеся ни слова. На тот случай, если его другу Адаму вдруг что-нибудь понадобится.

— Хочешь, чтобы я ехал один? — спросил Кэл.

— Нет. Встретимся у дома Хантеров, — ответил Йейтс. Его голос потеплел. — Заберем кассету, и делу конец.

Глава 48

Оливия Хантер держалась как могла, пока не приехал Середняк и не вырвал ее из лап детектива Лэнса Баннера. Она вернулась домой, и у нее сдали нервы. Оливия сидела и тихо плакала. Слезы градом катились по щекам. Она никак не могла унять их. Оливия до конца не понимала, почему плачет: от радости, облегчения, страха. Она только знала, что пытаться остановить их было бы пустой тратой времени.

Надо что-то делать.

Ее чемодан остался в отеле «Говард Джонсон». Что ж, она возьмет другой. Лучше хоть чем-то заняться, чем просто сидеть и ждать. Полиция наверняка вернется. Они захотят получить ответы.

Надо ехать в Рино прямо сейчас.

А слезы продолжали бежать по щекам, и это было совсем не похоже на Оливию. Наверное, просто под давлением обстоятельств. Она устала, физически и морально. Во-первых, беременность. Во-вторых, беспокойство о судьбе дочери. И главное: после всех этих лет она наконец рассказала всю правду о своем прошлом Мэтту.

Оливия нарушила договор. Сделала это, откликнувшись на объявление в Интернете. Более того, теперь на ней лежит вина за смерть Эммы Лимей. Пусть Эмма немало грешила в этой жизни, причинила боль многим людям. Но Оливия знала, что Эмма отчаянно пыталась искупить свои грехи, искренне раскаивалась последние несколько лет. Как поступят с ней на Небесах, куда отправят — Оливия не могла знать. Но она считала, что если кто и заслуживает у Господа снисхождения, так это Эмма Лимей.

Лишь одного не могла пережить Оливия, и потому, наверное, слезы градом катились по лицу. Не могла пережить выражения, которое появилось на лице Мэтта после того, как она рассказала ему всю правду.

Она ожидала иного.

Он огорчился, это понятно. Иначе просто быть не могло. Со дня их первой встречи в Лас-Вегасе Оливия полюбила взгляд, которым он смотрел на нее. Мэтт смотрел на нее так, словно Господь Бог никогда не создавал ничего более прекрасного и совершенного, более… чистого. Естественно, Оливия ожидала, что этот взгляд изменится или потускнеет, стоит ему узнать всю правду. Взгляд его светло-голубых глаз станет суровым, холодным и осуждающим.

Но ничего подобного не произошло.

Ничего не изменилось. Мэтт выяснил, что его жена лгунья, что она совершала поступки, узнав о которых любой мужчина с отвращением отвернулся бы от нее. Но его любовь к ней осталась незыблемой.

С годами Оливия сумела дистанцироваться от прошлого и осознать, к каким ужасным последствиям может привести такое тяжелое детство. Подобно другим девушкам, с которыми ей довелось работать, она, пусть и подсознательно, занималась самым настоящим саморазрушением. С мужчинами иначе. Те из них, кто вырос в приемных или неблагополучных семьях, обычно отличались склонностью к насилию. Именно так униженные и оскорбленные мужчины мстили миру, выплескивали накопившуюся в них злобу — через насилие, физическую жестокость, направленную против себе подобных.

А женщины — другие. Жестокость они проявляют в более изощренных формах, но по большей части их гнев обращен против самих себя. Они чувствуют, что не могут побороть более сильного, а потому делают больно себе. Кимми была такой. И Оливия — нет, Кэнди — ничем от нее не отличалась.

До встречи с Мэттом.

Очевидно, потому, что он несколько лет просидел в тюрьме. Ему тоже были ведомы боль и унижение. И при всем этом Мэтт был лучшим на свете человеком, с которым Оливии доводилось встречаться. Он никогда не зацикливался на мелочах. Жил настоящим моментом. Обращал внимание лишь на то, что имело значение. Легко мог отбросить все ненужное и излишнее, сосредоточиться на главном. Это помогало и Оливии иначе смотреть на все — по крайней мере, на саму себя.

Мэтт не видел в Оливии дурного — даже теперь не видел! А следовательно, этого дурного просто не было, и все.

Складывая вещи в чемодан, Оливия внезапно осознала горькую истину. После всех лет притворства она не избавилась от склонности к саморазрушению. Как иначе можно объяснить ее действия? Как могла она допустить такую глупость — искать в Интернете Кэндес Поттер?

Тем самым она причинила немало вреда. Прежде всего Эмме Лимей. Себе — тоже. Но больше всего — единственному на свете мужчине, которого любила.

Зачем только ей понадобилось копаться в этом проклятом прошлом?