Греко внимательно изучил фото, которое передала ему Барбара. Он так и не поверил ей полностью, пока она не разыскала в своем телефоне одно из посланий Ажара, которое, к счастью, не стерла, и протянула телефон адвокату, который прослушал послание и наконец убедился, что Барбара – друг, которому можно сообщить все подробности.
Она же все понимает, не правда ли? Она понимает, что его клиент не давал ему разрешения на разговор с ней, поэтому ему придется держаться в определенных рамках. «Да, да», – сказала Барбара и мысленно помолилась, чтобы у Корсико хватило ума не доставать свой репортерский блокнот из кармана брюк и не начинать делать в нем заметки.
Прежде всего, Греко сказал ей, что Хадия вернулась на фатторию ди Санта Зита, в дом Лоренцо Муры, где она жила до смерти матери. Естественно, это не навсегда. Ее родственники в Лондоне были поставлены в известность синьором Мурой об аресте отца ребенка.
– Они что, приедут и заберут ее? – спросила Барбара.
Если это так, сказала она себе, то время играет главную роль. Потому что когда Упманы наложат свои лапы на девочку, Ажар может с ней попрощаться – они из одной только ненависти сделают так, чтобы он никогда ее больше не увидел.
– Этого я не знаю, – ответил синьор Греко. – Это полиция договаривалась о ее передаче синьору Муре, а не я.
– Ажар никогда не назвал бы копам имена Упманов, как возможных опекунов девочки. Он назвал бы мое имя, – сказала сержант адвокату.
Греко задумчиво кивнул.
– Возможно, что и так,
Барбара понимала только одно – ей срочно надо выяснить, где находится эта фаттория ди Санта Зита. Она взглянула на Митчелла. У того на лице была репортерская маска: полное отсутствие каких-либо эмоций. Она знала, что это означает: он старается запомнить все, до мельчайших подробностей. Может быть, и не так уж плохо, что Корсико играет на ее стороне.
– А какие против него улики? – спросила Хейверс. – Ведь должны же быть какие-то улики. Я имею в виду, что если кого-то обвиняют в убийстве, то это делается на основе улик…
– Всему свое время, – ответил Греко.
Он соединил перед собой пальцы и, используя их как некую указку, объяснил Барбаре особенности судебной системы Италии. В настоящий момент Ажар был
Выслушала все это, Барбара сказала:
– Но ведь вы наверняка что-то знаете, мистер Греко.
– В настоящий момент я знаю только, что существуют некоторые сомнения относительно конференции в Берлине, на которой профессор присутствовал в апреле. Кроме того, некоторую настороженность вызывает его профессия. На этой конференции присутствовали микробиологи со всего мира…
– Я знаю про эту конференцию.
– Тогда вы понимаете, каким образом выглядит участие в ней профессора Ажара. Через короткий промежуток времени мать его дочери умирает от организма, который мог быть легко…
– Никому не может прийти в голову мысль, что Ажар мотался по Европе, таская под мышкой чашку Петри, полную кишечной палочки.
– Простите? – переспросил Греко. На лице его было написано недоумение.
– Этот пассаж с подмышкой, – подсказал Корсико шепотом.
– Простите, – извинилась Барбара. – Я хотела сказать, что весь этот сценарий – как, интересно, он вообще мог сработать? – выглядит очень глупым. Не говоря уже о том, что он совершенно нереален. Послушайте, мне надо переговорить с этим полицейским, с Ло Бьянко. Ведь так, кажется, его зовут? Вы ведь можете организовать мне эту встречу? Я работаю в Лондоне вместе с Линли, а это имя Ло Бьянко знает. Ему не стоит говорить, что я друг семьи. Скажите просто, что я работаю с Линли.
– Я могу позвонить, – ответил Греко. – Но учтите, что он почти не говорит по-английски.
– Нет проблем, – сказала Барбара. – Вы ведь можете поехать со мной, правда?
–
– Да. Конечно. Но, черт возьми, разве он
– В этой стране дела делаются несколько по-другому, синьора… – Он остановился и исправился. –
– Но когда человек арестован…
– Не имеет значения.