Теперь Хейверс уселась за единственный стол, стоявший посредине комнаты. Его ножки были привинчены к полу, так же как и ножки двух стульев, стоящих по разные стороны стола. На стене висело большое и грязное распятие; Барбара подумала, не там ли спрятана аппаратура для наблюдения? В наши дни микрофоны и камеры стали такими крохотными, что их легко можно было спрятать в одном ногте Спасителя или в шипе на его венке. Она потерла пальцы друг о друга и подумала, что неплохо было бы закурить. Однако было похоже, что знак на стене напротив умирающего Иисуса запрещал курение. Она не могла прочитать, что на нем было написано, но изображение сигареты в красном круге, перечеркнутой красной полосой, было универсальным для всего мира.
Через пару минут Хейверс встала и стала мерить комнату шагами. Она грызла ногти и думала, почему все это происходит так долго. Когда, наконец, через пятнадцать минут дверь открылась, Барбара уже ожидала, что сейчас кто-то войдет и скажет ей, что шутка закончена и что ее присутствие в Италии не согласовано – не говоря уже о санкционировано, – к лондонской полицией. Но когда сержант повернулась к двери, она увидела Ажара, входящего перед охранником.
Барбара мгновенно поняла две вещи о своем лондонском соседе. Первое: она никогда не видела его небритым, а сейчас он был небрит. Второе: она никогда не видела его без накрахмаленной сорочки. С аккуратно закатанными рукавами летом, с опущенными и застегнутыми на запонки зимой, иногда с галстуком, иногда с пуловером, в джинсах или брюках… но он всегда был в сорочке. Она была так же характерна для него, как его собственная подпись.
Сейчас Ажар был одет в тюремные одежды – комбинезон какого-то непонятного зеленого цвета. Вкупе с небритым лицом, темными кругами под глазами и выражением поражения на лице, его вид заставил Барбару почти расплакаться. Она видела: Ажар был в ужасе от того, что увидел ее. Он остановился так резко, что охранник налетел на него и рявкнул «
Ажар, оставшись стоять, заговорил первым.
– Вы не должны были приезжать, Барбара, – сказал он с отчаянием в голосе.
– Садитесь. – Сержант указала ему на стул и сообщила ложь, которую придумала заранее: – Дело не в вас. Мет прислала меня из-за Хадии.
Это, по крайней мере, заставило Ажара присесть. Он опустился на стул и сжал руки на столе перед собой. Это были тонкие руки, слишком красивые для мужчины. Барбара всегда так считала, но сейчас подумала, что вряд ли в тюрьме найдется достойное применение этим рукам.
– Как же я могла не приехать, Ажар, когда узнала обо всем этом, – сказала она ему совсем тихо, почти шепотом, и жестом показала на камеру.
Он ответил ей таким же тихим голосом:
– Вы и так уже достаточно сделали, чтобы помочь мне. В нынешней же ситуации мне помочь невозможно.
– Неужели? И что же делать? Вы что, действительно сделали то, в чем они вас подозревают? Вам что, удалось скормить Анжелине кишечную палочку? А как? Вы положили ее в утреннюю овсянку?
– Конечно, нет, – ответил Таймулла.
– Тогда надо бороться. Но пора рассказать мне всю правду, от А до Я. «А» – это похищение, поэтому начнем с него. Я должна знать все.
– Но я уже все рассказал.
Хейверс язвительно покачала головой:
– Вот здесь вы каждый раз ошибаетесь. Вы ошиблись в декабре и не перестаете ошибаться с того самого момента. Как вы не можете понять, что пока вы продолжаете лгать про похищение…
– Что вы имеете в виду? Я ничего…
– Вы написали ей открытку, Ажар. Вы сделали это для ее похитителя, чтобы она была точно уверена, что этот человек пришел от вас. Вы велели назвать ее
Его ответ был почти неслышен: