Всей мощью огня

Поговорили с командиром саперного подразделения. От него узнали, что километрах в 20 к югу через реку есть действующая переправа. Посовещались накоротке, прикинули, что нам выгоднее: ждать здесь или сделать крюк? Получалось, что с точки зрения выигрыша времени второй вариант предпочтительней. И полк снова двинулся в путь.

Я ехал на «виллисе» с первым, головным дивизионом. День, помню, выдался сырой, холодный. По небу, гонимые сильным, порывистым ветром, быстро неслись тяжелые темные облака. Лишь изредка на минутку выглядывало солнце. Словом, погода отнюдь не радовала. Хорошо еще, что пока не было дождя. Он и так превратил лесные, полевые дороги в море липкой, засасывающей грязи.

И тем не менее трудные километры один за другим оставались позади. Все меньше и меньше оставалось их до переправы. А за ней, как говорили саперы, дорога будет значительно лучше. Там мы и надеялись наверстать непредвиденные потери времени. Наконец показался мост. Я облегченно вздохнул. Не только потому, что наиболее трудная часть маршрута осталась позади. Радовало и другое: у реки не было скопления войск. Значит, есть возможность пройти на ту сторону без задержек.

Под колесами первых машин уже поскрипывал дощатый настил, когда на фоне облаков вдруг появились три быстрые тени. И тут же над колонной, начавшей переправу, нарастая и ширясь, понеслось: «Воздух! Воздух!»

Рассредоточиваться, укрывать машины и пушки было поздно. Да и, в сущности, негде. Молнией мелькнула мысль о том, что фашистские летчики наверняка попытаются разрушить мост. А если им это удастся, то полк вообще окажется разорванным на две части. Получалось, что единственный выход — как можно быстрей миновать переправу, оказаться на противоположном берегу. Там и дорога лучше, и лес гуще.

Уже большая часть колонны прошла через мост, когда у переправы послышались разрывы бомб.

— Разворачивайся! — скомандовал я водителю. — Вернемся. Надо посмотреть, что там и как.

С большим трудом машина развернулась и начала пробираться по обочине обратно к реке. Где-то на полпути встретился штабной «виллис». Он резко принял в сторону и остановился. Ко мне подбежал Кирилл Леонидович Иевлев-Старк.

— Там… Михалев… Руку оторвало… — еле выговорил начальник штаба.

— Где он? — с трудом выдавил я из себя и, не дожидаясь ответа, побежал вдоль колонны, забыв, что рядом со мной машина, что на ней я, вероятно, быстрей доберусь до Михалева.

У опушки леса, в нескольких шагах от дороги, я увидел группу бойцов и командиров. Заметив меня, они расступились. Михалев лежал на автомобильном сиденье, укрытый шинелью, которая была обильно забрызгана кровью. Лицо, проглядывавшее сквозь бинты, которые успел наложить фельдшер, осунулось, стало белым как мел.

— Что? — схватил я за руку старшину с медицинскими эмблемами, который продолжал перевязывать Михалева.

— Плохо, товарищ подполковник, — не прекращая работы, ответил он. — Больше десяти ранений. В руки, в ноги, в голову. Живого места не осталось.

— А я все равно живой, — вдруг еле слышно произнес Николай Иванович. — Спасибо, Георгий, что проводить пришел…

— Лежи, лежи, друг, — наклонился я к нему, чувствуя, что в горле стоит тугой ком.

— И за друга спасибо тебе. А что руки не будет, не беда. Я же не музыкант, не слесарь. Голова цела, а без руки проживу. Жаль только, что раньше времени отвоевался. Думал, вместе победу отпразднуем…

— Вместе и отпразднуем, ты всегда будешь с нами, Николай. Всегда! Понимаешь?

Михалев чуть заметно кивнул, поморщился, вопросительно посмотрел на фельдшера.

— Товарищ подполковник, — повернулся он ко мне, — пора отправляться. Нельзя ему больше разговаривать.

Михалева перенесли в машину, где санитары уже установили носилки. Я стоял рядом и с горечью думал о том, что мы расстаемся с человеком, который, не совершив какого-то яркого подвига, сделал для победы над врагом, быть может, больше, чем каждый из нас.

— Спасибо тебе, Николай Иванович! — с трудом сдерживая слезы, сказал я на прощание. — За все спасибо! Когда сможешь, непременно напиши.

Машина плавно тронулась с места. Вскоре она скрылась за поворотом. А мимо нас, стоявших на обочине, осторожно объезжая воронку, двигались тягачи, автомашины. Полк шел дальше, туда, где его ждали новые бои.

Спустя несколько дней пришлось покинуть полк и мне. Правда, это не было связано с ранением или какими-либо другими неприятностями. Дело в том, что несколько раньше начались перемещения в руководящем составе артиллерии армейского звена. А в таких случаях, как известно, цепочка может тянуться далеко, затрагивая даже такие, казалось бы, далекие звенья, как командир дивизиона, батареи, взвода. На сей раз дотянулась эта цепочка и до меня.

Еще где-то в июле, а может быть в августе, разговаривал со мной на эту тему командующий артиллерией 67-й гвардейской стрелковой дивизии полковник М. Д. Румянцев. Причем не специально, а как-то между прочим. Я даже и значения не придал этому разговору.

— Судя по всему, Георгий Никитович, скоро уйду я с этой должности. А принимать ее, видимо, придется тебе. Как смотришь на такой вариант?