Примерно таким был наш первый разговор. Конечно, он не позволял делать каких-то окончательных выводов. Но мне сразу показалось, что мой начальник штаба — человек прямой, откровенный, честный. Ведь совершенно не обязательно было ему рассказывать о причинах перевода в нашу 67-ю гвардейскую стрелковую дивизию. А он рассказал. Что же касается меня, то откровенность я ценил и ценю в людях превыше всего. Остальные качества Новоминского предстояло проверить в боях.
А они не прекращались ни на один день. Наши войска медленно пробивались к Балтийскому морю, чтобы разрезать надвое вражескую группировку в Прибалтике, отсечь часть войск, находившихся в северных ее районах, от Восточной Пруссии. Гитлеровцы, естественно, стремились не допустить этого. Они не только оборонялись, но и упорно контратаковали, используя для этого танковые и пехотные части.
Совершив трудный марш, наша дивизия заняла оборону у Елгавы на рубеже Добеле, Жагаре. Командарм построил войска в два эшелона. В первом — 2-й и 23-й гвардейские стрелковые корпуса, во втором — 103-й стрелковый корпус. Дивизии корпусов первого эшелона имели по два полка в первом эшелоне и по одному во втором. В нашей дивизии впереди были 196-й и 199-й полки, за ними развернулся 201-й. Глубина обороны стрелковых полков достигалась эшелонированным расположением стрелковых батальонов. Практически с ходу мы вступили в бой. Мне, теперь уже как командующему артиллерией, приходилось решать массу самых разнообразных проблем. Прежде всего был создан противотанковый опорный пункт за счет противотанковой, полковой и дивизионной артиллерии. Важная проблема — планирование артиллерийского огня, четкое управление им. В принципе все это мне было знакомо. Однако речь-то шла не о трех дивизионах, как в былые дни. Немало времени и сил отнимали вопросы обеспечения частей боеприпасами, ремонта артиллерийского вооружения. И опять, казалось бы, все известно. Тем не менее масштабы стали другими. А это требовало уже совсем иного подхода к делу.
Основную часть времени я проводил в артиллерийских частях дивизии. Как правило, мой наблюдательный пункт находился совместно с наблюдательным пунктом какой-либо бригады или полка. Так было удобней. Тем более что связь в дивизии действовала прекрасно. В любой момент можно было переговорить с командирами, начальниками штабов напрямую, отдать нужное распоряжение, уточнить сложившуюся обстановку. И не стану скрывать, нередко мой НП оказывался именно в 138-м гвардейском артиллерийском полку. Если, конечно, это позволяло оперативно управлять огнем. Вероятно, подсознательно тянуло меня по старой памяти в свой родной полк больше, чем в другие части.
Утром 17 сентября, когда бои шли неподалеку от населенного пункта Жагаре, находящегося почти на самой границе Литвы и Латвии, я договорился с майором Д. К. Кузьменко, что при оборудовании своего нового наблюдательного пункта он будет иметь в виду и меня.
— Отличное место, все как на ладони, — расхваливал он выбранную точку. — На холмике мельница ветряная стоит. Первый этаж из камня, стены метровые, а второй — деревянный. В случае артналета или минометного обстрела есть где укрыться.
— Когда будет связь налажена? — спросил я.
— Уже делают. Думаю, через час можно будет переходить туда.
— Ладно, выезжаю.
— И я минут через двадцать двинусь. Наверное, чуть позже вас приеду. Ничего?
Место для наблюдательного пункта майор Кузьменко действительно выбрал хорошее. В стереотрубу прекрасно был виден передний край, дороги и на нашей стороне, и на стороне противника. В этом я убедился в первые же минуты после того, как прибыл на НП. А Кузьменко все что-то не появлялся. Приказал телефонисту связаться со штабом полка, выяснить, в чем дело. Ведь нам предстояло уточнить вместе некоторые цели, договориться о порядке и времени их уничтожения.
— Командир полка, говорят, давно уже выехал, — через минуту доложил связист.
Подождали еще немного. Что же у них там стряслось в пути? Если какая-то непредвиденная поломка машины, то еще полбеды. А если случайный снаряд догнал? На обочинах я видел немало свежих воронок, заполненных водой. Да и без того все мы отлично знали, что гитлеровцы периодически обстреливают основные дороги, особенно перекрестки их, мосты.
Словом, весьма обеспокоенный задержкой, отправил навстречу майору Кузьменко свой «виллис», наказав водителю быстренько разузнать, что и как. А спустя некоторое время он привез нам горькую весть. Оказалось, что машина командира полка подорвалась на противотанковой мине, оставленной гитлеровцами на дороге. Что поразительно, чуть раньше и мы проезжали по тому же самому месту. С нами ничего не случилось, а Дмитрий Кузьмич погиб. Обидная, нелепая смерть.
Да, война продолжалась. В Прибалтике осенью 1944 года не было каких-то ярких, запоминающихся прорывов, окружения и уничтожения крупных вражеских группировок. Но и мы делали свое дело, выполняли поставленные перед нами задачи.