Эссе Гринспена «Посягательство на неприкосновенное» приравнивает правительственное регулирование бизнеса к падению нравственности в обществе. А Гринспен предстает здесь антиподом Ральфа Нейдера, выступая против того, чтобы правительство защищало потребителя от нечестных и недобросовестных бизнесменов. Комиссия по ценным бумагам и биржам и Управление по контролю за продуктами и лекарствами, по мнению Гринспена, совершенно излишни. Защита потребителя является «главнейшей составляющей контролируемой государством экономики». Всякие законы, которые защищают общество от нечистоплотных бизнесменов, даже проектные и строительные нормы, настаивает он, не нужны. Гринспен уверяет, будто потенциальной угрозы репутации достаточно, чтобы в обществе с нерегулируемой экономикой удержать застройщика от возведения никуда не годных зданий.
Он продолжает рассуждать об «алчности» бизнесмена (осторожные кавычки — его), которая является непревзойденным защитником потребителя. Репутация фармацевтической компании, отраженная уже в самой популярности ее торговой марки, и есть «чаще всего — ее главная ценность». И это утверждение еще более справедливо для фондовых компаний. «Фондовые компании стоят тех сотен миллионов долларов, которыми они ежедневно ворочают по телефону, — говорит Гринспен. — Малейшее сомнение в надежности слова брокера или в контракте, и он тут же будет вышвырнут из бизнеса».
Что особенно любопытно в этих пассажах, — они ни слова не говорят о том, как ведет себя рынок в условиях нерегулируемой экономики. Нет, Гринспен высказывает свой взгляд на ту реальность, какая представлялась ему еще во время написания того эссе для «The Objectivist Newsletter» в 1963 году (когда он был юным энтузиастом тридцати семи лет). Именно поэтому его комментарии столь примечательны. Эссе совершенно игнорирует выказанную рынком тенденцию вовсе не замечать давно вошедшего в обиход, рутинного мошенничества. Действительно, обман — настолько естественная черта финансовых рынков, что весьма редко наказывается как преступление, да и тогда возбуждаются лишь гражданские дела — третейские суды, групповые иски и преследования со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам США почти всегда завершаются без признания или отрицания вины со стороны ответчика. Объективисты утверждают, что они — против мошенничества, однако, сражаясь с регулируемой экономикой, они отказываются от единственного механизма, способного ликвидировать систематическое и повсеместное мошенничество.
Лучший из самых свежих тому примеров — финансовая пирамида Бернарда Мейдоффа, которая просуществовала как минимум двадцать лет. Законы никак не смогли на нее повлиять не потому, что законодательство — по своей сути неправильное, а потому, что сами регулирующие органы никуда не годились. Рынки были совершенно не способны увидеть этот масштабный обман, просуществовавший много лет в самом сердце фондовых рынков. Шли годы, и участники рынка, включая руководство крупнейших банков, начали что-то подозревать. Однако они не поделились своими подозрениями ни с другими участниками рынка, ни с общественностью, не говоря уже о регулирующих или правоохранительных органах, поэтому пирамида Мейдоффа продолжала существовать. Единственный способ поймать его состоял в жестком регулировании и мониторинге, обязательном для фондовых рынков, и в компетентном расследовании заявлений, например, таких, какие поступали от Гарри Маркополоса, утверж давшего, что Мейдофф — мошенник.
Мошенничества более мелкие, множество нечистых дел — начиная от взяток за право заниматься муниципальными облигациями и заканчивая надувательством инвесторов и покупателей прямо в торговом зале фондовой биржи, — всегда были на Уолл-стрит обычным делом, и рынок никак не реагировал десятки лет. Некоторые виды обмана были особенно широко распространены, когда Гринспен написал «Посягательство на неприкосновенное». То были обычные методы ведения бизнеса.[189]
Недавняя история породила новые примеры того, как отдельные личности и компании получают прибыли, упорно пренебрегая нормами морали, и им все сходит с рук. Кредитный разгул, финансовый кризис и последовавшие затем скандалы дают нам сотни, даже тысячи примеров того, что капитализм не в состоянии надзирать за собой сам.