Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 4

— Мне нравится твой амулет, — обратился он к Луи. — Он очень необычный.

— Дома у меня еще такой есть, — ответил Луи.

— Правда? Я бы хотел посмотреть оба. — Парень помолчал, дав Луи заказать нам по водочному коктейлю, затем добавил: — Я думал, такой лишь один.

Спина Луи выпрямилась, словно кто-то туго натянул нить бусин. Я знал, что зрачки за его очками превратились в булавочные головки. Но в его голосе не было предательской дрожи, когда он сказал:

— Что ты об этом знаешь?

Парень пожал плечами. В движении костлявых плеч было безразличие и убийственная грация.

— Это из вуду, — ответил он. — Я знаю, что такое вуду. А ты?

Намек был прозрачным, но Луи чуть ощерил зубы — это могло сойти за улыбку.

— Я «на ты» с любой магией, — заявил он. — По меньшей мере…

Парень придвинулся к Луи, почти прикасаясь бедрами, и двумя пальцами поднял амулет. Мне почудилось, что длинный ноготь скользнул по горлу Луи, но точно не скажу.

— Я мог бы рассказать тебе о значении этого «веве», — предложил он. — Если ты уверен, что хочешь знать.

— Это символ власти, — парировал Луи. — Всех сил моей души. — Его голос звучал холодно, но я заметил, как мелькнул его язык, смачивая губы. Неприязнь к парню смешивалась у него с желанием.

— Нет, — возразил мальчик так тихо, что я едва разбирал слова. В его голосе слышалась грусть. — Видишь, крест в центре перевернут, а окружающая его линия представляет змею? Эта штука может уловить твою душу. Вместо того чтобы получить вечную жизнь в награду… ты можешь быть на нее обречен.

— Обречен на вечную жизнь? — Луи позволил себе холодную улыбочку. — Как это понимать?

— Оркестр снова заиграл… Найди меня после представления, и я все тебе расскажу. Мы выпьем… И может быть, ты расскажешь мне, что знаешь о вуду. — Парень засмеялся, откинув голову. Только тогда я заметил, что у него не хватает одного верхнего клыка.

Остаток вечера запомнился дымкой лунного света и неона, кубиками льда и голубыми струйками дыма, сладким опьянением. Парень пил вместе с нами абсент, стакан за стаканом, и, похоже, наслаждался его горьким вкусом. Никому из остальных наших гостей напиток не понравился.

— Где вы его взяли? — спросил он.

Луи долго молчал, потом ответил:

— Прислали из Франции.

Если бы не единственный черный провал, его улыбка была бы безупречна, как острый серп месяца.

— Выпьешь еще? — спросил Луи, наполняя стаканы.

Я снова пришел в себя в объятиях того парня. Я не различал слов в его шепоте; возможно, это были заклинания, напеваемые в такт легкой музыке. Две ладони охватили мое лицо, направив губы к бледной, пергаментной коже. Может быть, это были руки Луи. Я ничего не воспринимал, кроме хрупкого движения его костей под кожей, вкуса его слюны, горькой от полыни.

Не помню, когда он наконец отвернулся от меня и принялся ласкать Луи. Хотел бы я видеть, как страсть наполняет кровью глаза Луи и корчится от наслаждения его тело. Потому что, как оказалось, парень любил Луи гораздо сильнее, чем меня.

Когда я проснулся, басовые удары пульса под черепом заглушали все остальные чувства. Понемногу я осознал, что лежу среди смятых шелковых простыней и горячий солнечный свет бьет мне в лицо. Только окончательно проснувшись, увидел, что всю ночь обнимал как любовника.

На миг две реальности неприятно сдвинулись, почти слились. Я был в постели Луи, узнавал на ощупь его простыни, запах пота и шелка. Но то, что я обнимал… несомненно, это одна из тех ломких мумий, которые мы вытаскивали из могил и расчленяли для нашего музея. Впрочем, я почти сразу узнал знакомые ссохшиеся черты: острый подбородок, высокие тонкие брови. Что-то расчленило Луи, выпило до капли влагу и жизнь. Кожа его трескалась и осыпалась чешуйками у меня под пальцами. Волосы, сухие и бесцветные, липли к моим губам. Амулет, который он не снял, ложась в постель прошлой ночью, исчез.

Парня и след простыл, решил я, пока не увидел почти прозрачный предмет в изножии кровати. Он был как моток паутины; влажная, бестелесная вуаль. Я поднял его и встряхнул, но рассмотрел черты, лишь подойдя к окну. Они смутно напоминали человеческие, пустые члены свисали почти невидимыми лохмотьями. В раскачивающейся, вздувавшейся пленке я разглядел часть лица: острый изгиб, оставленный скулой, дыру на месте глаза — как отпечаток лица на кисее.

Я перенес ломкую скорлупу тела Луи в музей. Положил перед нишей его матери, зажег палочку благовоний в сложенных на груди руках и подложил подушку черного шелка под бумажный пузырь черепа. Он бы так хотел…

Парень больше не приходит ко мне, хотя я каждую ночь оставляю окно открытым. Я возвращался в клуб, стоял, прихлебывая водку и разглядывая толпу. Я видел много красивых, странных и пустых лиц, но не то, которое искал. Думаю, знаю, где его можно найти. Вероятно, он еще желает меня — необходимо узнать.