Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

Солдатик впервые видит Ми-го. В его уме эти существа всегда ассоциировались с какой-то мелкой китайской народностью. Он ожидал увидеть желтолицых людей с усами, как у сома. Китайцев наряжённых в подобие туркменских тюбетеек и верблюжьих халатов, выходящих из огромного транспортного средства. Тягача с колёсами в человеческий рост и прицепом-фургоном. Он полагал, что истинным зрелищем и будет этот самый невиданный тягач, ведь крупнее трактора парень ничего в жизни не видывал.

Но когда из чрева фургона, вместе с белым туманом, тяжело выпорхнуло грузное, летучее, невиданное нечто. Беспорядочное смешение несовместимых органов и конечностей. Безглазое, безголовое — трещащее, словно гигантский кузнечик — он понял, о чём будет рассказывать в деревне.

Удивлён не только он. Командир, должен бы, уже пять минут назад построить зелёную солдатню строем. Оснастить автоматическим оружием нового типа, отдать приказ занимать позиции на острове Новая Голландия, к которому трещина подступила вплотную, похоронив целые кварталы, перерезав по пути каналы Обводный, Грибоедова и Крюков, породив разломы с хлещущими в тёмное жерло водопадами. Но он стоит с открытым ртом и чешет бритую голову…

Командир, майор Леонид Челищев, тоже часть меня. И я вижу особенно ясно его сны о доме — солнечные поля и золотая рожь. Ми-го для него — синоним абсолютной чужеродности и неизбежной интервенции. Хотя он упорно старается не выдавать мыслей, по крайней мере, сейчас. Перед отправкой в центр, высшим офицерам давали инструктаж, где особенный напор делали на способностях Ми-го, среди которых есть возможность читать мысли. Поэтому особым наказом представителей из КГБ был — думать о белых медведях…

Я уже очень далеко. Я растворяюсь в мёртвом вакууме, подставляя разросшиеся, распухшие фрагменты моего «я» остаточному излучению далёких, холодных солнц. Тот мир прошлого со мной, слишком чёткий и резкий, но я ещё не дошёл до самого главного. И я бы не хотел, чтобы мир оставался таким всегда. Я бы хотел раствориться во снах майора, в невинном сознании восемнадцатилетних, которым доверили лучевое оружие. Пустили в разломы, пожирающие город и никто не рассказал им о Шаб-Ниггурате и детях его…

— …Павлик! Павлик! Вставай! Вставай же!!..

Паника.

Меня вырвали из сладкого сна. Втолкнули в душно натопленный замкнутый мир, мерцающий беспорядочными серебристыми сполохами, пляшущими кривыми, заострёнными тенями.

Была комната с вибрирующими навзрыд стёклами в окне. С лязгающими трубами газового отопления вдоль плинтусов. Пространство вне нашего содрогающегося маленького мира доносило громовые раскаты. Порождало в гонимых ветром сквозь ночь грузных тучах вспышки. Палили батареи крупнокалиберных орудий — сильнее, настойчивее, чаще. Сливаясь в сплошную канонаду. И утробный, протяжный вой — далёкое, глухим эхом разносимое — «ууууухххх»…

— Мама, что это?..

Она шарила ногой у кровати, пытаясь найти туфлю.

Мы должны выскочить в коридор, дальше по лестнице бежать вниз с пятого этажа. Я быстро натянул брюки от школьной формы, собрался всунуть руку в рукав рубашки, когда земля начала уходить из под ног…

Стёкла распались на части, обрушившись льдистыми обломками на облупившийся подоконник. Старый, распухший от сырости паркет затрещал, с потолка посыпались лохмотья плесневой штукатурки.

Противоположный берег залива, через Васильевский остров, кипел. Пять долгих секунд мой взор держался на раздувшемся дымном облаке зависшим над югом города, внутри которого что-то происходило. Что-то, будто ворочалось в коричнево-жёлтом вихре, обстреливаемое шквалом огня. Очередями трассирующих пуль с ближних крыш. Орудиями линкоров, грохочущими до рези в барабанных перепонках. Странными сплошными белыми лучами, скрещивающимися в густой завесе. У границы облака, кажется, кружились истребители, а ниже хищно шарил тот самый геликоптер с «Иосифа Сталина»…

— Там же папа!.. — заорал я, но крик утонул в раскатистой, сумасшедшей пальбе. Дом содрогался. Трудно было понять от чего. Хотя точно не громкий звук канонады стал причиной землетрясения, а то, что подмешивалось к нему. Низкий гул, перекатывание, треск, утробное бормотание недр, разрушительные процессы из глубины, буквально ощущаемые подошвами. Если бы я находился на той стороне, то увидел бы целый каньон, в который заливалась вода из Невы и проваливались гранитные набережные. Если бы я обнаружил себя подле Медного Всадника, то оказался бы, рядом с этими зияющими пустотами, поглотившими здания, дороги, дворы…

Мы выскочили в тёмный коридор. Столкнулись с соседкой по этажу — женой какого-то партийного деятеля, тащившей стёганое одеяло. В руках у неё мелькал свет карманного фонарика.

— Мой муж что-то видел в облаке! — внезапно схватив мать, крикнула она, таращась красными глазами. — Все бегут во двор!.. — и вопрос в пустоту стен: — А куда ещё?!..