Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

Двигатель, вшитый в рюкзак, использовал магнитное поле Горы. Бартон плавно скользил вверх.

На этом этапе особых усилий от самого альпиниста не требовалось, и Бартон вертел головой по сторонам. Для начала он бросил взгляд через плечо, посмотрел на серое небо, затянутое облаками, потом извернулся и все-таки смог разглядеть землю. Городок и все его жители были у него как на ладони. Лес казался зеленым пятном. Удивительно. Бартон не мог оторвать взгляда от этой панорамы до тех пор, пока она не слилась в единое разноцветное пятно.

Облачная зона осталась позади, и теперь в спину Бартону светило солнце. Здесь, в этих высотах, воздух был разреженным. У Бартона закружилась голова, и он приложил к лицу кислородную маску. Она работала идеально: Бартон мгновенно ощутил комфорт и спокойствие. Словно он сидел у себя дома и попивал кофе на диване.

«Не так уж это и сложно», — решил Бартон. До этого он взбирался на другие горы, и ощущения от подъема были примерно те же. Он почувствовал легкое разочарование.

Солнце закатилось за горизонт, и стало темно. Мир вокруг Бартона начал таять. Продолжать подъем в темноте было совсем небезопасно, поэтому Бартон сделал привал на одном из выступов. Он посидел немного, наблюдая за метаморфозами ночи, потом завернулся в спальный мешок и заснул. Ему снилась какая-то чепуха.

А на второй день его мизинец истаял, и у Бартона возникло острое желание вернуться обратно.

Но это было бы глупым поступком. Все то, что Гора забирала у альпиниста, она возвращала только после прохождения определенной точки. Бартон прикинул, что нужной высоты он достигнет на четвертый день.

Кислорода в этих местах уже не было, но после ночи, проведенной на Горе, Бартону он уже и не требовался. Ноздри его, как оказалось, закрылись; он понял это, когда смахивал пот с кончика носа. Ноздри заросли гладкой плотной кожей. Престранное ощущение.

Рюкзак гудел, набирая скорость. Бартон поднимался к вершинам, терявшимся в густой мгле. Через некоторое время солнце осталось позади — маленький желтый шарик, вращающийся вокруг свой оси. Звезды приблизились, и Бартон мог при желании дотянуться до них, схватить, помять, растереть между ладоней. Так он пару раз и сделал. Мятые, потерявшие форму и блеск звезды он выбросил вниз.

Бартон думал о том, является ли он человеком, раз у него теперь нет ноздрей. Ведь Бог дал человеку рот, ноздри, глаза и уши — семь естественных отверстий, с помощью которых мозг общается с окружающим миром. А у Бартона волей неведомых сил, управляющих Горой, двух из семи отверстий больше нет. Значит, под юрисдикцию небес он не попадает?

«Но в душе-то я человек, — рассуждал Бартон. — И никому этого не изменить.»

От подобных рассуждений вдруг стало зябко и неуютно, поэтому Бартон переключился на более приятные мысли. Он думал о яблочном пироге, о морсе и о сосновых шишках.

Затем Бартон сделал второй привал. На этот раз он не стал изучать пейзаж — уж больно страшный и чуждый мир был вокруг. Бартон попросту закрыл глаза и погрузился в сон.

Третий день пришел незаметно. У Бартона пропала ступня на левой ноге. Он с большим трудом нацепил на себя рюкзак и нажал на кнопку. Свое лицо Бартон ощупывать не стал. Мало ли что? Может, теперь у него нет ушей. Или из щек растет какая-нибудь гадость. Хорошо хоть, зрение нормально работает.

Гора никак не изменилась. Она была незыблемой и вечной. Черный камень, блестящая поверхность, словно у угля. В природе подобного элемента не было — он мог существовать только здесь, в сильнейшем магнитном поле, создаваемом Горой. Элемент этот практически бесполезен. Именно поэтому дельцы не трогали Гору — зачем?

В голову лезли всякие странные мысли, и Бартон от греха подальше вообще перестал думать. В голове воцарилась полнейшая пустота; лишь ветер завывал в ушах.

Мир вокруг него исказился. Во все стороны растекались холодные краски. Вокруг Горы танцевал хоровод молний. Громадные чудовища с тысячью конечностей сновали между белых росчерков, избегая контакта с электричеством. Все они были слепы; Бартон взял с них пример и закрыл веки. Таким мир он видеть не хотел.

На четвертый день зрения он лишился. Пошарив руками по земле, Бартон наконец-то нашел рюкзак. Аппетита не было вообще. Видимо, на этом этапе он уже не нуждается в пище.

«Ничего, ничего, — утешал Бартон себя. — Сегодня ко мне все вернется».

А завтра, на пятый день подъема, Бартон побьет рекорд Дженевелла, а потом — и рекорд Лоу.

Ничего сложного.

Но Бартон знал: едва к нему вернется человеческий облик, он тут же попытается спуститься с Горы. Этот порыв следует погасить в зародыше. Ведь если Бартон сбежит, не достигнув цели, все его страдания окажутся напрасными. Дженевелл и Лоу тем и были знамениты, что нашли в себе силы продолжить подъем после достижения точки возврата.

Бартон попытался очистить голову от мыслей. Он ждал, когда же откроются его глаза, и он снова станет человеком.

Подъем длился уже целую вечность.

Казалось, мимо проплывали миры и вселенные.

Бартон поежился и сглотнул. Ему было холодно.