Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

Саша поднялась с трудом, будто за месяц состарилась лет на пятьдесят. Она засветила лампу, посмотрела на спящих на больничных койках. Норвежец Ивар выздоравливал после тяжелого бронхита. Молоденький механик Яков сильно страдал от цинги, потерял уже два зуба, был очень истощен. Саша с ужасом смотрела, как разрушалось его молодое тело, расходовалась жизнь. Она потрогала кровоподтек на своей груди и ощупала зубы языком.

Потихоньку, чтобы не разбудить спящих, Саша открыла шкаф, накапала в графин с водой настойки лауданума — опия на спирту. Вздохнула и отпила пару глотков прямо из горлышка. Тут же по душе разлилось блаженное онемение и спокойствие, мышцы расслабились. Привычка была пагубная, хуже курения. Но от нее становилось легче, ненадолго легче.

Саша откинула меховой полог, вышла на палубу. Звезды были такими яркими, что их свет, отражаясь от снега, освещал борта, мачты, матросов-самоедов, стоящих у планшира. Их почти одинаковые плосковатые лица казались очень древними, вырезанными из темного дерева.

— Девять утра почти, а еще совсем ночь, — сказала Саша. — А на что вы смотрите?

И тут корабль, вмерзший в лед, содрогнулся, будто снизу, из-под воды, его коснулось что-то огромное. Саша вскрикнула от страха.

— Опять лед смещается, да? — спросила она. — Или вот Иван мне рассказывал, что полярные акулы вырастают по четыре-пять саженей… Да же, Иван Енсугович?

— Один охотник-каякер как-то заметил под собой морское дно, — сказал Тайбарей негромко. — В таком месте, где не было мелей. В этот миг он припомнил рассказы стариков об океанском пауке. Пригляделся и заметил чудовищный глаз, злой и разумный, а на расстоянии длины весла от него — второй; а между ними вдруг открылся жуткий провал…

— Это легенда, да? — спросила Саша жалобно. — Самоедская сказка?

Ненец кивнул. Саша вцепилась в борт, и тут лед саженях в двадцати от корабля затрещал и вздыбился, будто взломанный изнутри чудовищным ударом, куски разлетелись от полыньи. И все опять замерло в призрачном сиянии звезд. Саша не могла выдавить из себя ни слова, стояла будто примерзшая к палубе.

— Что ж, — наконец сказал Тайбарей, — сегодня день будет теплый, вода не замерзнет, можно на тюленя хорошо охотиться прямо здесь. И рыбы наловим.

Саша ушла в каюту. Ее зубы стучали о край стакана с лауданумом.

Жорж был бледен и раздражителен, он не вставал с постели уже больше недели. Кровоточащие десны и боль в мышцах причиняли ему сильные страдания.

— Ну бывает, что давление льда распределяется неравномерно и какой-то участок его взрывается! Ты же взрослая, образованная женщина, Саша. Вроде не дура. Еще настойки!

Саша поила его, приподняв ему голову, и думала — неужели она здесь ради этого желчного, самовлюбленного человека с большим носом и плохими манерами? Да и здесь ли она в самом деле или снится ей предостерегающий сон?

Вот что будет, если уйдешь из Архангельска. Вот как просто и глупо и без предупреждения жизнь превращается в смерть, подвиг — в болезненное выживание, влюбленность — в разочарование. Сейчас она проснется, а рядом будет спать Коля, с чуть приоткрытым ртом, уронив книжку на грудь и не погасив свечи. Она наклонится свечу задуть, а он сквозь сон скажет…

— Ты мне всю грудь залила! — резко сказал Богданов. — Смотри, что делаешь! Ты на сестру милосердия училась или на коновала?

Саша извинилась, поднялась уходить.

— Пусть повар мне рыбы сварит, — сказал ей вслед Жорж. — Только нормальной, а не говна этого толченого.

Повар, норвежец, готовил для экипажа «лабкаус», мешая мелкорезаную вареную солонину с толченой сельдью, — такую легко было есть даже с расшатанными зубами и распухшими деснами.

Саша с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть дверью.

День и вправду выдался не холодным. Саша надела подаренную Колей белую шубку, теплую и красивую, спустилась на лед, пошла к страшной утренней проруби.

Ненцы манили трещоткой моржа или нерпу. Трещотка звучала пронзительно и тоскливо.

Полынья была широкая — сажени четыре в ширину. Саша обошла ее, подозрительно рассматривая куски льда. Подобралась к самому краю, заглянула в темную воду. И замерла, застыла от ужасного ощущения, что кто-то на нее оттуда снизу смотрит — взглядом ледяным, обволакивающим, лишающим воли.

— Осторожно, барышня! — крикнул с другой стороны, из другого мира, кто-то из матросов, но Саша уже клонилась к воде, уже не могла остановить падения, уже летела в ледяную бездну…

Она висела, не дыша и не двигаясь, в прозрачной серой воде — в белой шубке, с золотисто-русыми волосами, окружившими голову блестящим ореолом. Время остановилось, ее сердце не билось, но она все видела и понимала. Из черной глубины на нее кто-то смотрел. Кто-то огромный и безмерно чужой.

По льду наверху метались тени: матросы не могли решить, что делать, но прыгать за «барышней» никто не станет — верная смерть.