Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

В последний раз я проснулся под звуки собственного вопля, тонувшего в кошмарном гуле. Я не мог больше выносить присутствия в комнате статуэтки, навевавшей мне ужасные сновидения, и попросту переставил её в маленькую прихожую, соседствовавшую с кухней. При этом меня не покидало ощущение, что поза статуэтки изменилась: крылья чуть приоткрылись, голова наклонилась вперёд, а щупальца ещё сильнее переплелись. Хищная горгулья словно излучала злобу, и на неё нельзя было смотреть без содрогания. С того дня мой сон стал несколько спокойнее, по крайней мере я избавился от видений океанской бездны. Но однажды вечером отец принялся сетовать на отвратительную статуэтку, утверждая, что она якобы оживает ночью, летает по дому и скребётся в двери комнат. В конце концов, теперь и родители стали жаловаться на терзавшие их страшные сновидения.

Трагический финал этой истории настал неожиданно. Я возвращался домой, и ещё издали заметил столб густого чёрного дыма. Как оказалось, горел именно наш дом. Потушить пламя удалось не сразу, и я в безмолвном ужасе наблюдал, как из пепелища извлекают останки родителей. Но ещё более страшная находка обнаружилась в почерневшей от копоти печке — единственной из того, что осталось от нашего дома. Внутри неё оказалась мерзкая статуэтка, ничуть не пострадавшая и даже не покрывшаяся сажей. Судя по всему, кто-то из родителей, не вынеся её вида, швырнул в печь, но вместо того, чтобы уничтожить статуэтку, огонь охватил весь дом.

Трагедия ввергла меня в отчаяние. На какое-то время я переехал на квартиру к Отто Хольму — тому самому солдату, который на своих плечах спас меня из рушившегося Королевского замка. Он был единственным человеком, которому я смог рассказать всю историю злосчастной статуэтки, поскольку он и сам ощутил её влияние, до того, как вернул мне. На следующий день после разговора мы отправились к старому заброшенному колодцу на окраине города. Его затхлые тёмные воды, казавшиеся бездонными, распространяли невероятное зловоние, от которого мне стало плохо, так, что голова закружилась и всё поплыло перед глазами. Я помню лишь громкий всплеск, с которым колодец поглотил статуэтку, избавив нас, как казалось, от её проклятия навсегда. Я лишь жалею о том, что не сделал этого раньше или вовсе не оставил статуэтку в рушившемся замке.

Вскоре в Кёнигсберг начали прибывать солдаты Советского Союза. Они с таким усердием копались в руинах Королевского замка, что найди они там статуэтку в целости и сохранности, её угроза возросла бы многократно. В полусгнившем фолианте безумного араба Абдуллы Аль-Хазреда, который лингвисты Кёнигсберг-13 связывали с «Ye Text of Rlyeh», я как-то мельком прочёл: «…но в некоторых старых запретных книгах говорится, что подобные артефакты скрывают внутри ужасную силу: через них, как через бреши во времени и пространстве, обитающие за Гранью могут быть пробуждены и призваны…»

Всё больше русских прибывало в Кёнигсберг, это был уже не тот город, который я знал, и мне не осталось в нём места. Перед отъездом я в последний раз посетил могилу родителей и в последний раз взглянул на некогда величественный, а теперь разрушенный до основания родной город. Поезд напряжённо дернулся, и перрон быстро поплыл за окном. В купе царило молчание: ни я, ни Отто Хольм не могли скрыть того тяжёлого чувства, с которым мы покидали Кёнигсберг.

Рука сама потянулась к внутреннему карману, где лежал конверт с фотографией. Нет, это была не памятная фотография, дорогая моему сердцу — все до единой погибли в огне. Это была та единственная фотография, сделанная мною для отчёта ещё в Кёнигсберг-13. Перед нашим отъездом мой друг проявил плёнку, чудом уцелевшую в пожаре, как и проклятый каменный идол. Я вскрыл конверт — на фотографии не было статуэтки, хотя я хорошо помню, как настраивал оптику фотоаппарата и делал снимок. Но, словно в ночном кошмаре, я вновь увидел на нём расплывчатый образ циклопического города с неевклидовой геометрией, посреди которого возвышался величественный склеп. Его врата были перекошены, а из образовавшегося проёма выползала мерзкая аморфная тень с массой протуберанцев и парой тройных пылающих космической яростью глаз. Я знал, что статуэтка теперь покоится в чёрной бездне заброшенного колодца, где ей самое место. И не мысль о ней внушала ужас, и не воспоминания о ночных кошмарах, а та самая тень на фотографии, двигавшаяся и гипнотизировавшая своим горящим взглядом, так, что мне слышались космические вибрации, в которых улавливался зов — Cthulhu fhtagn! Cthulhu fhtagn!