Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 8

Она стремительно падала в пространственный водоворот материи, в котором прыгали и извивались скользящие геометрические фигуры, а затем…

Её зрение освободилось от уз плоти, а жилистая сущность души отчаянно пыталась выжить в каком-то безбожном хаосе. Она ползла, скользила, тащилась сквозь пузырящуюся коричневую грязь и изъеденный костный мозг какой-то новой, фантасмагорической нереальности. Голодные насекомоподобные рты присасывались к ней, слизывая сладкие капли красного молока, обжираясь тем, что от неё осталось. Невидимые, но ощущаемые твари окружали её: трепещущие, змеевидные, пресмыкающиеся и мяукающие от голода. Она поползла вперёд: щелкали разрываемые перепонки, на неё капала жижа из гроздей мясистых яиц, закутанных в паутину. Симона оказалась в ловушке какой-то мягкой и живой структуры, какой-то циклопической мерзости, гигантской ползучей биомассы, рождённой в черных как ночь ямах какой-то противной богу антивселенной. Симона ползла, влачилась по маслянистой шкуре, по разлагающейся студенистой плоти — живая пылинка на отвратительной, невообразимой форме жизни, превосходящей размерами её мир и заполнившей небо извивающимися черными щупальцами, видеть которые Симона не могла, но чувствовала, как они теснят её разум и отравляют кровь космоса.

Симона была не единственной.

Но лишь одной из множества колониальных паразитов, что пресмыкались в слякоти жизнедеятельности существа, барахтались в его поте, гное и выделяющейся сукровице. То немногое, что от неё осталось разлетелось в вихре антиматерии и заряженных энергией частиц.

А потом…

А потом всё закончилось. Возможная репетиция того, чему лишь предстояло случиться. Онемевшая и бездумная Симона лежала на полу гостиной хихикая в бреду, пуская слюни и бормоча что-то невнятное. Она грезила лишь о пришествии ночи, когда сойдутся звёзды, и свершится пророчество. На лбу у неё была выпуклость, зародыш оптического стебля, который дозволит ей узреть время разделения и время слияния, распарывания и сшивания, воссоединения этого мира и последующего в ту пору, когда Древние унаследуют землю и, в рое светящейся мошкары, Великий Отец-Насекомый покинет свою эфирную обитель вселенского развращённости и вознесётся на перепончатых крыльях в небо.

И когда спазмы пронзили мозг Симоны раскалёнными добела осколками, стебель запульсировал, вырвался наружу и, подобно тепличной орхидее, раскрылся дабы явить ей грядущее — ту священнейшую из ночей, когда мир людей станет кладбищем, а города — гробницами.

Перевод: Р. Насрутдинов, 2021 г.

Тим Каррэн КОГДА ПРИДЕТ ЙИГГРАТ

Tim Curran. «When Yiggrath Comes», 2017.

Космическое судно-прыгун «Варфоломей» приземлилось на Гамма Эридана 4 примерно в двух километрах от аванпоста землян на хребте Сколопендра. Снаружи было темно. Темнее, чем темно — этакая беспросветная стигийская чернота, которую, наверное, можно встретить лишь в инопланетных мирах, расположенных в бесчисленных парсеках от Земли и Колоний.

Солнце закатилось около шести часов назад. Из-за эксцентричной орбиты ГЭ4 оно взойдёт лишь через пять дней.

Первый помощник Ригер вывел в ядовитую, насыщенную метаном атмосферу остальных — Дока Канга и двух техников: Силандера и Уайза. Ландшафт представлял собой лоскутное одеяло подъёмов и впадин: похожие на дюны скалистые волны с острыми гребнями, и узкие каменные каналы с высокими стенами. Продвижение было не особо сложным, лишь немного непредсказуемым из-за низкой гравитации. К тому же ложбины заполняла густая и колючая растительность, которая цеплялась и рвала костюмы. Высоко в пасмурном небе пронзительно визжали трёхкрылые хрящевые птицы — так называемые тройчатые квалаки. Они также были известны как «ссыкуны», из-за неприятной привычки направлять потоки едкой мочи на то, что их пугает, то есть практически на всё.

Ригер вывел остальных на остроконечное взгорье и вдалеке на вершине хребта показался аванпост похожий на ряд многоэтажных черных ящиков, соединённых между собой.

Уже шесть недель с исследовательской группой не было никаких контактов.

Ригер соединился со станцией «Космо», находящейся на орбите, примерно на четырехсоткилометровой высоте:

— Здесь темно, очень темно, — сказал он. — Никаких признаков жизни не обнаружено. Кажется, дела плохи.

— Ладно, — вздохнул капитан Кобер. — Входите, но осторожно.

— Есть, сэр.

— Будь начеку, мистер. Одному Богу известно, во что ты вляпался.

Ригер изучал аванпост, его пристальный и обеспокоенный взгляд скрывался за защитным стеклом шлема. «Первый» был одет в блестящий зелёный энвиросьют, известный как ящерокожа. У Ригера, как и у остальных, было импульсное оружие. Время от времени в черном небе появлялись фосфоресцирующие бело-голубые полосы, вызванные выплесками ионизированного ксенона в насыщенную азотом атмосферу. Они походили на трубчатые молнии.

Вверх по склону Ригер повёл отряд к постройкам. На внешней ограде напряжения не было. Всё было разрушено.