Я обернулся, сам не знаю почему, и бросил взгляд на вершину холма. Вдоль спящих тенистых улиц и покосившихся домов, которыми они были застроены, вверх к вековому зданию отеля и моему окну, где всё ещё мерцала одинокая свеча. Луна взошла над этим почтенным зданием, и её призрачный свет наполнял его слабым фосфоресцирующим сиянием. Я посмотрел в окно маленькой комнаты, где вёл своё жалкое существование. Лунный луч скользнул к нему, слившись с янтарным пламенем свечи, его холодный свет манил меня, словно желая сбить с пути.
Я повернулся спиной к этому маяку и вздохнул, всматриваясь в темноту перед собой. Луна совсем не освещал каменную церковь, её потрескавшиеся и покрытые плесенью стены, причудливой формы витражи и чёрный шпиль, устремлённый в тёмные безразличные небеса. Я удивился странному отсутствию звёздного света в чернеющем пятне космического эфира прямо над церковью Сен-Тоуд.
Где та музыка, что привела меня сюда? Я слышал только журчание воды в канале позади себя. Оглядевшись по сторонам, я смутно различил маленькое существо, притаившееся среди надгробий. Медленно, очень медленно оно пошевелилось. Я едва мог разглядеть скрипку в его руках и смычок, который осторожно начал двигаться.
Да, это были аккорды той самой мелодии! Более скорбной, чем гимны смерти, которые поют обитатели холмов Кентукки. Я опустился на колени и подполз к существу, игравшему на своей скрипке. Это была женщина, миниатюрная и изящная, с девичьим телосложением, но её лицо казалось таким же древним, как этот город. Я уставился на её подёрнутые бельмом глаза, на неестественный наклон головы и тревожную улыбку. Нерешительно, я потянулся к подолу её изодранной одежды и поднёс ткань к своим губам.
Музыка смолкла. Её лицо было обращено ко мне, а странная улыбка стала ещё более причудливой. Коснувшись смычком моего лица, она очертила им контур рта, который не могла видеть. Её же собственный рот широко раскрылся в песне.
"К звукам прикоснись сердцем и рукой,
Коль голос твой немой;
И вслед за музыкой тёмной земли,
К границам тени поспеши."
Она снова заиграла на скрипке. И пока она танцевала, кружась вокруг меня, казалось, что тень игриво следует за ней по пятам, словно какой-то преданный фамильяр.
Остановившись прямо передо мной, она воздела смычок к небесам, навстречу лунному свету. Это призрачное сияние озарило покрытую шрамами и болезненными пятнами кожу её лица, окружавшую невидящие влажные глаза. Продолжив играть, она подняла ногу, и прижала ступню к моим губам. Её сухая, запачканная кладбищенской землёй, плоть дрожала в такт пульсации музыки.
"О, человек безмолвия, мы вняли твоим грёзам и зову твоих желаний. Как биение сердца, как волнение ума, мы познали смятение твоей души".
Она убрала ногу от моего рта и опустилась на колени. Вкус её плоти сменился резким запахом тяжёлого дыхания. Её задыхающийся рот прижался к моему глазу в поцелуе.
— Оно, — прошептала она, — придёт ровно в три[38]
. Его красота ужасна, его чудо неотвратимо. Это внушающий страх ответ на твою немую мольбу.Пересохшие губы у моего лица искривились в усмешке. Слёзы застлали глаза, и я закрыл их. Странные очертания всполохами огня танцевали перед сомкнутыми веками. Я поднял руку, чтобы вытереть слёзы, а, открыв глаза, увидел, что нахожусь совершенно один в темноте и тишине.
Я вдыхал воздух, пробуя на вкус атмосферу ночи. Приникнув к кладбищенской земле, я прикоснулся к прошлому. Каким-то образом я знал, что моё тайное стремление освободиться от гнёта этого неотерического века[39]
осуществилось. Я встал, смеясь над болью в суставах. Мои руки были подняты в немом знаке песни. Пробираясь среди безмолвных камней, я покинул это место и ввалился на древний мост, перекинутый через грязный канал. Пошатываясь, я вышел в свет уличных фонарей и поразился тому, каким отвратительно ярким он был. Каким же обжигающим казался свет каминов, лившийся из окон домов. И с какой издёвкой сияла мерзкая луна. Я попытался прикрыть глаза рукой, но обнаружил, что кожа на ней слишком бледная и светлая для этого.Я был счастлив вернуться в свою, погружённую во мрак комнату. Свеча у открытого окна милосердно потухла. Я выбросил подсвечник в окно и прислушался к звуку его падения. Задёрнув шторы, я поставил жёсткий деревянный стул в самый тёмный угол комнаты, а затем тихо сел лицом к стене. Я задремал, но меня разбудил приятный холодок.
Окно осталось открытым и тонкие кружевные занавески на нём слегка колыхались. Дувший в окно ветерок был нежным и ароматным, но в то же время в нём ощущался космический холод, проникавший в поры моей кожи и пробиравший до костей. Холод сдавил и подхватил мою душу. Я подплыл к окну, лишь слегка касаясь ногами деревянного пола. Мои руки сорвали занавески.