Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 9

Внутренности превратились в желе, живот скрутило в узел, и Проб не чувствовал в себе ни уверенности, ни храбрости. Ему хотелось очутиться в своих покоях, пить ромашковый чай и обсуждать с Тимосом последние безумства полиса.

— Что ты хочешь взамен?

— Хорошо сказано, добрый человек… Я хочу то, что тебе дороже всего.

Какая странная ситуация, — подумал Проб.

— То, что мне дороже всего. то, что поддерживает меня в любых испытаниях и бедах, — это вера во Всеблагого Господа!

Извивающиеся щупальца затрепетали, съёживаясь от звука двух последних слов.

— Откажешься от своей веры? Сделаешь это, чтобы спасти друга?

— Буль-буль… — протестующе клокотал Тимос.

Его возражения были проигнорированы епископом.

— Ради Тимоса — да. Я бы… попытался.

— Итак, расскажи мне о своей вере; как ты её чувствуешь?

— Я вижу Господа во всём. Однажды, будучи ещё ребёнком, я узрел Его лик в наросте на стволе дерева.

— Готов поспорит, ты не говорил об этом своему отцу.

— Э… нет. Он видит лик Господа лишь в сверкающем шлеме с римской фасцией.

— Это плохо?

— Нет, это делает его счастливым.

— Но не тебя?

— Все люди разные. — Епископ пожал плечами.

— Ты прямо святая невинность.

— Попрошу без оскорблений. Я же воздерживаюсь от комментариев по поводу тех нелепых щупалец, которыми ты размахиваешь перед моим лицом.

— Аргх!.. — взвизгнул Тимос.

— Они тебе не нравятся? Прошу прощения; я переоблачусь.

Воздух вокруг Проба сгустился; ослепительно вспыхнул свет, а с пола пещеры поднялась вонища, гораздо худшая, чем серная. Когда епископ снова смог видеть, над ним возвышался змей — чудовищных размеров и ухмыляющийся.

— Это хуже прежнего сгустка со щупальцами. Ты не мог бы измениться обратно?

— Прости, но ты задел его чувства. Он стал совсем застенчивым; не думаю, что смогу убедить ту личность вернуться.

— Безмерно жаль. Новая личность поистине очень уродлива.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я снова переменился? У тебя только три шанса. Что, если моё следующее лицо окажется гаже первых двух?

Проб ненавидел и боялся змей больше всего на свете. Он страшился их даже пуще, чем родного отца. Когда прославленный полководец приказал убить змею, испугавшую его коня, молодой Проб вынул меч, чтобы обезглавить ползучую тварь. Она подняла чешуйчатую зелёную голову, сверкнула золотистыми глазами, показала розовый язык и улыбнулась. Проб лишился чувств. Это трагическое событие, как никакое другое, убедило отца в том, что сыну не суждено стать воином.

Проб сжал мышцы сфинктера и уставился на чудовище, стараясь не грохнуться в обморок.

— На чём мы остановились? — спросил змей. — Ах да, вспомнил! Ты собирался отдать мне свою веру в обмен на жизнь и рассудок друга.

— Я мог бы попытаться, но не думаю, что получится. Дело в том, что вера слишком глубоко укоренилась в каждой частичке меня — не только в разуме, но и во всех фибрах тела, даже в подошвах ног, — это всё принадлежит Господу. — Проб приподнял шляпу. — Включая каждую прядь моих волос.

— Фу! Положи это обратно. Ну и мерзость.

Епископ вернул на голову шляпу, методично заправляя сальные пряди под её края.

Уголки змеиной пасти изогнулись, образуя полумесяц.

— Возможно, ты прав. Мы не испытываем особой радости от вероотступничества. Если вера достаточно сильна, чтобы её стоило иметь, то эта навязчивая штука всегда находит способ ускользнуть обратно к своему первоначальному владельцу.

— Должно быть, у меня есть что-то ещё, что может представлять ценность. Я не очень богатый человек, но мой отец… ты, кажется, его знаешь.

— Ха, земные богатства для меня ничего не значат. Теперь, когда я рассмотрел тебя более внимательно, увидел… Есть что-то ещё — что-то такое, что ты ценишь и любишь, однако сам того не осознаёшь.

— Что же это?

— Арррррррр! — отчаянно рычал Тимос, дёргаясь на полу.

— Твои сновидения.

Требование оказалось настолько неожиданным, что Проб покачнулся, когда голова закружилась от попыток сдержать страх и понять игру, затеянную змеем.

— Может, и впрямь нужна менее угрожающая личность? Я не могу вести переговоры с просителем, пребывающим в беспамятстве, — сказало чудовище и снова перевоплотилось.

Теперь перед епископом стоял одинокий дряхлый старик. Кожа была желтушной; под злобными глазами набухли багровые мешки. Редкие волосы — седые, немытые, пахнущие плесенью — прилипли к пепельно-серой макушке. От старика несло разложением и обидой— как из глубокой ямы заброшенного колодца.

— Так лучше? — поинтересовался он.

— Незначительно.

— Итак, твои сновидения— твоя способность видеть и помнить земли, по которым путешествуешь во снах… Согласен ли ты отказаться от этого ради спасения друга?

— Если это необходимо, чтобы вырвать Тимоса из лап кошмара, то я готов.

— Да будет так. — Старик протянул ужасную склизкую руку, одобрительно потрепал епископа по щеке и ущипнул за ухо.