Ночная дорога до Блекстоунхилл была гораздо трудней, чем показалась мне днём. Пока все обитатели моего дома мирно отходили ко сну, я, дабы избежать разного рода трудностей, незаметно выскользнул на улицу. Моё положение усугубляли затянувшие всё небо тучи, так что мой путь освещал лишь слабый отблеск электрического фонаря. Через четверть часа я осторожно, выключив фонарь, обогнул холм, прилегавший к Блекстоунхилл. Мелкими перебежками по кустам, стоившими мне двух падений и порванной штанины брюк, я вошёл в лощину, подходившую к самому дому, и схоронился в зарослях под окнами первого этажа, в которых горел свет. Разумеется, я не мог надеяться увидеть что-то особенное и тем не менее осторожно заглянул в окно. Моему взору открылась большая, примерно в треть первого этажа гостиная, освещённая пляшущими отблесками огня в камине.
Тут в дверь вошёл мой новый «знакомый», неся в руках поднос с обычным чайным прибором на одну персону. Он не спеша поставил его на столик — это был не обычный чайный столик, а искусная работа неизвестного мастера, выполненная из дерева тёмных дорогих пород. Столешница, покрытая лаком, была увенчана загадочным геометрическим узором с волнистым обрамлением. Четыре изогнутые ножки, подпиравшие столешницу, представляли собой не какой-нибудь отголосок Викторианской эпохи, а искусно вырезанных мифологических обитателей океанских глубин — русалок — чей стройный, изогнутый стан переходил в рыбий хвост, а тонкие руки, вознесённые к небу, поддерживали столешницу. Их настолько правдоподобно вырезанные волосы, ниспадали на плечи и закрывали манящие контуры груди, но лица, проступавшие через локоны уже не волос, а извивающихся змей, не несли в себе завораживающей красоты, наоборот, они отталкивали своими ужасающими чертами: выпученные глаза, отсутствие носа — на его месте была лишь антропоморфная складка — раскрытые в мерзком оскале пасти с рядами длинных ядовитых клыков и высунутым змеиным языком.
Взирая на это богохульное творение, мне почти показалось, что я слышу дикий рёв глубоководных Сирен, но придя в себя, я осознал, что в действительности слышу резкий скрежещущий звук, чем-то напоминающий писк крысы. По моему рукаву полз, издавая ужасные звуки, огромный мерзкий жук, отдалённо напоминавший египетского скарабея, только этот был с какими-то отвратительными наростами на панцире и длинными подвижными усиками, скорее походивших на жгутики простейших. Я замахал руками, сбрасывая проклятое насекомое, если оно всё же таковым являлось. В этот момент хозяин дома, возившийся с посудой на чайном столике, видимо привлечённый шорохами веток кустарника, подошёл к окну. Его взгляд врезался во тьму. Я припал к земле под окном и молил своего бога о спасении, видимо этот несчастный божок, выдуманный рабами, решил в последний раз проявить свою волю, ибо знал, что вскоре моя вера в него рухнет.
К моему счастью хозяин дома отошёл от окна, поворошил кочергой потрескивающие поленья в камине, и расположился в кресле. В более ярком свете я окинул гостиную взглядом: огромные стеллажи книг перемежались деревянными панелями с мрачными картинами. В дальнем конце комнаты располагались вполне обычные секретер и кушетка. Помимо бесчисленного количества древних фолиантов, то там, то здесь «красовались», уродливые артефакты неизвестных культур и их культов. Я не берусь описывать их облик, созданный нечеловеческим воображением, но все они так или иначе имели что-то общее с ужасающими фигурами, подпиравшими столешницу возле кресла с неподвижно сидевшим в нём хозяином Блекстоунхилл.
На улице стало невыносимо холодно, к тому же мелкие холодные капли начали падать мне на лицо, и не дожидаясь ни каких бы то ни было загадочных явлений, ни холодного ливня, я поспешил убраться из этого проклятого места. Холодный дождь застал меня почти у самого входа в дом мистера Мартина, с которым мне довелось тут же столкнуться. На его вопрошающий взгляд я поспешил отмахнуться невнятной фразой о том, что меня одолела бессонница и я решил подышать ночным воздухом, но мою прогулку прервал дождь. И хотя по выражению его лица было ясно, что мои слова не были убедительны, особенно после того, как скользнувший по мне взгляд чуть задержался на порванной штанине и саквояже, окладистая борода мистера Мартина зашевелилась, и он выдал приглашение на стаканчик бренди.