Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

Я открыл глаза и вытер с лица кровь. Нос был сломан, кружилась голова. Изображения расплывались, я видел будто сквозь мутное стекло. На мне сидел рыбак и шипел. Озеро исчезло, мы находились в городской подворотне. Слева раздался крик, и я увидел высокую фигуру, выливающую что-то на лицо парня в полицейской форме. Бедняга ревел и трясся в конвульсиях, но, кажется, смеялся. Я попытался ударить рыбоголовую тварь, но тело было слабым, точно чужим. Меня припечатали к земле, и резкая боль вгрызлась в затылок. Надо мной нависли еще двое рыбаков. Под их гавкающую болтовню я попытался рассмотреть себя. Вьющиеся каштановые волосы свалялись в грязи, разорванная лямка обнажала грудь, туфли лежали в паре шагов от мусорного бака. Я схватился за лицо, но не нащупал никакой щетины. Зато увидел накрашенные ногти. В голове все перемешалось. Двое рыбаков держали мне руки, пока третий лез под платье и срывал трусы. Я кричал, что было сил, лупил их ногами, но добился лишь очередной пощечины. Ублюдки сорвали с меня одежду и куском сети перевязали запястья, прицепив к штырю у забора. Я вырывался, но они были гораздо сильней.

Слева послышалось хихиканье. В этом звуке было столько безумия, что я едва нашел в себе силы повернуть голову. Ко мне полз полицейский. За его спиной удалялась двухметровая тень.

— Я отмечен, — радовался полицейский. — Я должен. Я должен доказать верность. Должен доказать на человеке. И докажу…

Рыбаки отступили. Зрение начинало возвращаться, но теперь я не хотел смотреть. Холодные пальцы ухватили за ноги и потянули в разные стороны. И только когда я почувствовал на бедрах липкие руки, только когда на меня навалилось трясущееся тело, только когда картинка окончательно прояснилась, и из размытого морока проступило знакомое лицо с выжженными глазами, из меня вырвалось бесполезное:

— Только не ты…

Андрей Рахметов Альпинист

2011

На второй день подъема у Бартона исчез мизинец.

Бартон заметил это не сразу. Проснувшись, он сложил спальный мешок и сел завтракать. Из рюкзака появилась банка консервированных бобов, затем бутылка с водой. Пытаясь управиться с консервным ножом, Бартон осознал, что левая рука плохо слушается его. Ощущение было непривычным. Встревоженный, Бартон поднес ладонь к глазам. Так и есть: левый мизинец истаял за ночь. Раны не было, лишь гладкая кожа, обтягивающая сустав. Словно пальца никогда и не существовало.

Бартон встревожился. Разумеется, он знал об опасностях, подстерегающих альпиниста во время подъема на Гору. Но это была его мечта — подняться хоть на сантиметр выше, чем другие, побить рекорд, поставленный Рамси Дженевеллом. Бартон начал грезить об этом еще в школе, в начальных классах. Его обогнали. Некто Фредрик Лоу поднялся на пятьдесят три метра выше Дженевелла; Бартону в том году исполнилось шестнадцать.

Подступиться к Горе Бартон смог только в двадцать пять лет. Туда не пускали кого попало — требовалось разрешение от Совета альпинистов. Большая часть сбережений Бартона ушла именно на эту маленькую желтую бумажку; сейчас она лежала у него в кармане.

Стоя перед Горой, Бартон чувствовал благоговение. Сверкающей антрацитовой иглой она поднималась вверх, пронзая небеса, уходя в космос, куда-то в запредельные, пустые дали, где нет места людям. Существ, что порой спускались с Горы, безжалостно истребляли: иррациональный страх перед ними был слишком велик.

Бартону не хотелось бы встретиться с чужими.

Он проверил рюкзак — вроде не болтается, плотно сидит — затем вздохнул, пробормотал «С богом!», и утопил кнопку подъема. Ноги оторвались от земли. В желудке что-то перевернулось.

Двигатель, вшитый в рюкзак, использовал магнитное поле Горы. Бартон плавно скользил вверх.

На этом этапе особых усилий от самого альпиниста не требовалось, и Бартон вертел головой по сторонам. Для начала он бросил взгляд через плечо, посмотрел на серое небо, затянутое облаками, потом извернулся и все-таки смог разглядеть землю. Городок и все его жители были у него как на ладони. Лес казался зеленым пятном. Удивительно. Бартон не мог оторвать взгляда от этой панорамы до тех пор, пока она не слилась в единое разноцветное пятно.

Облачная зона осталась позади, и теперь в спину Бартону светило солнце. Здесь, в этих высотах, воздух был разреженным. У Бартона закружилась голова, и он приложил к лицу кислородную маску. Она работала идеально: Бартон мгновенно ощутил комфорт и спокойствие. Словно он сидел у себя дома и попивал кофе на диване.

«Не так уж это и сложно», — решил Бартон. До этого он взбирался на другие горы, и ощущения от подъема были примерно те же. Он почувствовал легкое разочарование.

Солнце закатилось за горизонт, и стало темно. Мир вокруг Бартона начал таять. Продолжать подъем в темноте было совсем небезопасно, поэтому Бартон сделал привал на одном из выступов. Он посидел немного, наблюдая за метаморфозами ночи, потом завернулся в спальный мешок и заснул. Ему снилась какая-то чепуха.

А на второй день его мизинец истаял, и у Бартона возникло острое желание вернуться обратно.