Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

Бартон молился — пока не осознал, что Бог в этих краях не имеет власти. Бартон зря покинул землю. Здесь Бог уже не может защитить его от существ, чей разум далек от человеческого.

Ад располагается на Горе, и Бога тут нет.

Бартон бы заплакал в бессильном отчаянии, если бы мог.

Он потерял надежду и теперь поднимался вверх лишь по инерции.

И когда он уже готов был плюнуть на все и отправиться обратно на землю, его голова уперлась во что-то.

«Вершина вселенной, — мелькнула дурацкая мысль. — Я достиг самого потолка».

Бартон почувствовал, как его тела касаются чьи-то пальцы. Твердые, с жесткой, словно неживой кожей. Мир перевернулся — и Бартон рухнул на нечто твердое, напоминавшее землю. Он не сразу понял, что лежит спиной на потолке.

«Я на другой планете?»

Странно, но страха не было. Только усталое равнодушие, словно у смертельно больного человека перед кончиной.

Его взяли за локти, за колени. Стянули с беспомощного Бартона сапоги, содрали с него одежду, стащили у него рюкзак.

Бартон не сопротивлялся.

А потом он почувствовал, как нечто острое вошло ему прямо в глаз. Он вскрикнул — и вдруг понял, что вновь обрел зрение. По щеке его хлынул поток мутных слез. Бартон видел смутный силуэт существа, склонившегося над ним.

Ему открыли второй глаз, затем прочистили ноздри и уши. Утраченные пальцы отрастали. Вернулась даже утерянная ступня, и Бартон неуверенно поднялся на ноги. Он был совершенно наг, в отличие от своего спасителя. Приглядевшись, Бартон понял, что тот одет в его же, Бартона, одежду. На плечах был закреплен рюкзак.

Спаситель кивнул ему, затем двинулся к темному стержню, выраставшему из земли — и там активировал вшитый в рюкзак двигатель.

«Он будет лететь мимо звезд, — думал Бартон, глядя ему вслед. — Он будет лететь, и вспоминать меня.»

Ольга Рэйн, Майк Гелприн Приманка или арктическая история

2016

1906

Пожелать удачи экспедиции явился, казалось, весь Петербург, пристань была забита народом.

Всем миром деньги по подписке собирали — кто десять тысяч, кто рубль; всем миром и проводить пришли — дамы в шелках и домработницы, офицеры в мундирах и приказчики, разнорабочие и гимназисты. Все были веселые, возбужденные, студенты держали большой плакат «Вперед, к Северному полюсу», детишки сидели у отцов на плечах и вовсю махали руками.

Саша постояла-постояла у борта, наполняясь тяжелым, холодным, как невская вода, недовольством. Убила на руке наглого комара. Поправила шляпку. И повернулась идти в каюту — чествовали-то совсем не ее, она-то на Северный полюс не отправлялась, она-то обычной пассажиркой плыла до Архангельска. В постылое женское рабство в холодном краю.

— Сплавляете замуж в буквальном смысле, папенька, — говорила Саша отцу. — Приносите в жертву семейным интересам.

Папа кивал, не отрываясь от газеты, слушал плохо. Потом близоруко щурился на Сашу.

— Дочь, ты чего? Вы же с Колей выросли вместе!

— Как брат и сестра, — парировала Саша. — Не считается!

— А кто с ним целовался в саду в пятнадцать лет? Бедного мальчика со скандалом из деревни отправляли!

Саша покраснела. Мама же тогда обещала не рассказывать отцу.

Никому нельзя верить!

— Это было давно, — сказала она. — Я была еще дитя. А теперь я взрослая женщина. У меня квалификация сестры милосердия. Двадцатый век на дворе, а вы меня в девятнадцать лет замуж за троюродного брата выдаете, как в крепостные времена!

Папа, не отвечая, улыбнулся, поправил усы, подлил себе чаю и снова уткнулся в газету. Саша фыркнула и пошла колдовать над списком «купить к свадьбе». По Коле-то она сильно скучала, и в письмах его бывали такие слова, от которых часто билось сердце и горячо ломило в груди.

Но это было давно, в прошлой жизни, до знакомства с капитаном Богдановым.

Папенька знал его давно, восхищался, дал на экспедицию полторы тысячи рублей и представил капитану свою дочь, девицу Александру, с просьбой взять ее с собою до Архангельска, где ждет жених.

Саша посмотрела в холодные голубые глаза отважного исследователя и сразу растаяла. Богданов был — мечта, сказочный витязь в белых доспехах, любимец народа и государя, Ледяное Копье России, летящее в полярные широты, чтоб утвердить там русские владения!

Ледяное Копье в небрежной позе стоял у борта, помахивал провожающим затянутой в белую перчатку рукой. А рядом с ним — носатая ведьмочка, француженка Жюльетта, противная, чернявая, фу.

Саша нахмурилась. Невеста, говорят. Медицинский факультет Сорбонны, говорят. А у нее самой — самаритянские курсы и Коленька, который звезд с неба особенных никогда не ухватит…

В коридоре прижались к стене, пропуская ее, двое матросов из ненцев-самоедов, обучившихся мореходному делу и ходивших в северные рейсы.

— Не укачает тебя, барышня? — спросил немолодой плосколицый Ваня Тайбарей, с которым у Саши уже установились дружески-покровительственные отношения.

— Вот-вот узнаем, Иван Енсугович, — улыбнулась Саша.