Тошка замолчал. Тьма давила со всех сторон, меняла восприятие, ровный гул двигателя погружал в дремоту. Через некоторое время Леха понял, что уже не видит перед собой блеклого ночного неба, что вокруг одна тьма, а кабина кажется огромной, как бальный зал. Или как космос… Он почувствовал, что сердце заколотилось с удвоенной силой, — реальность стремительно менялась, и он не мог этому помешать. Он перестал ощущать рядом с собой Тошку, перестал слышать скрип Железякиного сустава. Снова всплыл в памяти недавний сон: неспешное движение громадных щупалец где-то рядом, пасть, ждущая впереди, чувство абсолютной безнадежности, пустоты, неотвратимости. Во тьме не за что было зацепиться взгляду, не на что опереться — и вот сон уже стал единственной реальностью, которую Леха воспринимал и понимал. Порой ему казалось, что он различает перед собой, в смутной рамке лобового стекла, влажное поблескивание дорожного покрытия — нет, не покрытия, а щупальцы, по которой дизель мчался навстречу ужасной гибели. Казалось, что кузов дрожит не от работающего двигателя, а от судорожных сокращений громадных мускулов под колесами. И звук он услышал — далекий неровный гул, в котором снова угадывались нечеловеческие, ужасные слова. Гул то превращался в пронзительно-высокий вой, то падал до низких частот, от которых волосы вставали дыбом. Таким голосом могла говорить только громадная всепожирающая пасть, полная зубов величиной с дом. В какой-то миг Леха испытал непреодолимое желание защититься от этого ужаса, заслонил голову руками — и коснулся чего-то чужеродного у себя над бровями. Пси-защита! Леха отдернул руку и внезапно ощутил боль во лбу. Обруч нагрелся и чувствительно обжигал кожу.
Это ощущение вернуло Механоида в реальность. Он поморгал, прогоняя видение. Снова гудел движок дизеля, снова в рамке лобового стекла виднелось тусклое облачное небо над черным горизонтом. Леха больше всего сейчас боялся, что настоящая реальность исчезнет и он снова провалится в сон о дорогах-щупальцах.
— Железяка! — прохрипел он. — Включи свет в кабине! Ну!..
Никакой реакции.
— Тошка, скажи ему…
Но и Тошка молчал. Только сопел рядом — Леха хорошо слышал его тяжелое дыхание. Почему-то в кабине висел неприятный запах — так пахло в мясном ряду на рынке, куда Леха частенько ходил за продуктами. Бывало, что там портились холодильники… Обруч обжигал лоб — хотелось его снять, дать коже отдых, но Механоид боялся его даже трогать. Пси-защита работала — и работала с такой нагрузкой, что едва не плавилась. Это могло означать только одно: где-то рядом работал источник пси-излучения такой мощности, что, сними Леха защиту, и в следующий раз точно не найдет обратной дороги в реальный мир.
Источник. Мощный.
Понадобилось несколько минут, чтобы до Механоида дошло. Процессор! «Мозги»!
— Железяка, болт тебе в динамик! Гаси двигатель, включай свет! Ну?!
И снова — никакой реакции. Дизель продолжал идти с прежней скоростью по дороге, едва видимой в темноте. Леха выругался. С этой реальностью творилось что-то неладное — но, как и во сне, Леха ничего не мог с этим поделать.
Продолжая ругаться, он зашарил рукой по приборной доске. Где-то здесь, справа, возле бардачка, был рычажок аварийного освещения. Леха нащупал его, измазавшись в чем-то влажном и теплом. Повернул.
Тусклый свет залил кабину, мигнула и засветилась приборная доска. Железяка по-прежнему бесстрастно восседал на водительском месте: руки-манипуляторы на рычагах, камеры безотрывно смотрят на дорогу. На включение света он никак не отреагировал. Тошка…
Леха отполз по сиденью ближе к роботу, насколько мог. Несколько мгновений он не мог поверить, что это не следующий слой сна, а самая реальная реальность.
Тошка сидел сгорбившись, нависая над приборной доской. Лицо его было бледно, глаза закрыты, словно он спал, — может, на самом деле спал? Обруч пси-защиты лопнул и свисал на одно плечо, как белая лента. Похоже, не выдержал пульт управления защитой, черная коробочка, которой Тошка приложился о стойку в начале пути. Напарник тяжело дышал полуоткрытым почерневшим ртом. Леха даже догадывался, что ему может сниться: бесконечные дороги, извивающиеся, блестящие в свете безумной полной луны. И громадная пасть, в которую рано или поздно падает все, что существует на земле…
Изо рта, из носа и из-под век у Тошки сочилась черная жижа, превращая лицо в жуткую маску. Жидкость капала на приборную доску. Это в ней Леха измазался, это она пахла как тухлое мясо…
— Тошка… — Механоид осторожно прикоснулся к плечу напарника. Тот покачнулся. Леха, сам не зная зачем, схватил его за рукав и изо всех сил затряс — Тошка медленно, как в кошмаре, упал лбом на приборную доску и захрипел. Леху едва не стошнило. Под лицом напарника растекалась черная, тускло блестящая лужа. Несколько секунд Механоид неподвижно глядел на нее, и с губ срывалось только невнятное сипение.
— Железяка, урод, — взвизгнул Леха, когда дар речи вернулся к нему. — Тормози! Ну!..