Вселенная Ивана Ефремова. Интуиция «Прямого луча»

Я к тому времени хорошо знал, что Иван Антонович Ефремов не просто писатель-фантаст, выдумщик, я знал, что он — ученый, значит, знает, о чем пишет. Он известный палеонтолог, основатель одного из отделов палеонтологии — тафономии (учения о закономерностях захоронения ископаемых организмов). Как не знать, я перечитал все его книги и уже год переписывался с Ефремовым, получал от него письма, читал даже научные его статьи, и они приводили меня в восторг не меньший, чем его же фантастические рассказы. Даже в научных текстах Иван Антонович умел добиваться почти художественного эффекта.

«Плоские материки среднего мезозоя были подвержены приливным волнам». — Это я цитирую статью Ефремова «Некоторые замечания по вопросам исторического развития динозавров». — Эти исполинские волны ходили на большом пространстве, сразу поднимая уровень воды в прибрежных лагунах, озерах и болотах на несколько метров, сметая все, что не было приросшим ко дну, силой своего напора. Поэтому древние четвероногие обитатели прибрежий могли жить только в затопленных лесах или на защищенном барьерными рифами берегу. Гигантские животные (зауроподы) в десятки тонн весом успешно сопротивлялись силе приливных волн, не тонули при подъемах воды и освоили новую, громадную зону обитания, где не имели конкурентов. Становится понятным развитие у зауропод больших когтей, необходимых для цепляния за грунт.»

«Чем дальше, тем страньше», — говорила Алиса в известной Стране чудес.

«Нам, к сожалению, не удалось добыть каких-либо доказательств окраски тела динозавров, все же биологический подход к этому вопросу дает возможность предположить, что в эпоху динозавров существовало огромное разнообразие окрасок, в известной степени аналогичное таковому у современных птиц и тропических ящериц. Зрение, ведущее чувство у зауропсид, вне всякого сомнения, обусловило появление окрасок как защитных, так и очень ярких, возможно сопряженных с различными выростами, необходимых для сигналов стадным животным.»

Иван Антонович Ефремов жил в каком-то другом, в совершенно невероятном чудесном мире, а я — на всем знакомой Земле, в далекой сибирской провинции, но связь между нами существовала! Даже «Тафономию» я получил. «Ее сейчас нигде не сыщешь днем с огнем, — писал мне Иван Антонович. — Но среди старых оттисков я нашел так называемые «чистые листы», оставшиеся у меня от корректур «Тафономии». Здесь нет начала, т. е. фактического материала по местонахождениям, но зато все остальное — все закономерности и выводы — это все есть. Сохраните корректуру, и если она вам не будет нужна, — пришлите обратно.»

Нет, мы жили не в разных мирах.

«Что вы собираетесь делать летом? — спрашивал меня Иван Антонович. — Наш музей (палеонтологический, в Москве) мог бы дать вам одно поручение: посмотреть, как обстоят дела с местонахождением небольших динозавров с попугайными клювами — пситтакозавров, которое мы собирались изучать в 1953 году, но оно было затоплено высоким половодьем. Это в девяноста километрах от Мариинска, который в 150 км по железной дороге от вашей Тайги.»

Разумеется, я побывал под Мариинском на реке Кие.

«В этом году — писал Иван Антонович годом позже — у нас будет большая экспедиция с палеонтологическими раскопками в бассейне реки Камы. Если бы вы смогли принять в ней участие, то было бы очень полезно. Напишите начальнику этой экспедиции Чудинову Петру Константиновичу, что вы хотели бы принять участие в экспедиции в качестве рабочего. Напишите ему, что вы сможете приехать из Тайги за свой счет, а я пришлю Вам денег на дорогу. (Чрезвычайно уместное уточнение для того времени). Сделать это надо не очень откладывая, чтобы иметь вас в виду.»

Конечно, я написал. Конечно, я побывал в бассейне реки Камы.

Моя жизнь изменилась. Я теперь даже читал иначе — с пониманием.

Но хотелось большего. Всегда нам хочется большего. Самого Ивана Антоновича я увидел уже в Москве, после Очерской экспедиции. Широкоплечий, грузный, чуть картавящий. Август. В руках клетчатый платок — жарко. Поглядывает на меня с некоторым удивлением. В виде поощрения я живу прямо в Палеонтологическом музее. Под гигантским скелетом диплодока брошен спальный мешок, в соседнем зале сумеречно отсвечивают оже-лезненные скелеты парейазавров, а в одной из витрин (я уже знаю) хранится знаменитый (описанный в повести «Звездные корабли») отполированный временем череп доисторического бизона с круглым (пулевым якобы) отверстием.

Всей душой тогда я мечтал заниматься наукой.