Вселенная. Происхождение жизни, смысл нашего существования и огромный космос

Именно Сложная Проблема представляет собой очевидный вызов чисто физической трактовке мира. Простые Проблемы непросты, но они однозначно вписываются в сферу традиционных научных исследований. Мы пока ещё не вполне понимаем, как именно в голове возникает образ «рыба», когда протоны отражаются от рыбы и попадают нам на сетчатку. Но с нейрофизиологической точки зрения путь к пониманию этого кажется довольно простым. Напротив, Сложная Проблема кажется куда более крепким орешком. Можно сколько угодно рыться в мозге, но как это поможет нам в постижении внутреннего, сугубо субъективного опыта? Как совокупность квантовых полей, развивающаяся в соответствии с Базовой теорией, вообще может обладать «внутренним опытом»?

Выражаясь словами Питера Хенкинса, можно сказать, что многие эксперты по сознанию различают Простую Проблему (которая сложна) и Сложную Проблему (которая неразрешима). Но некоторые считают, что Сложная Проблема не только очень проста, но и вообще никакой проблемы здесь нет, есть лишь концептуальная путаница. Споры между представителями двух этих лагерей порой удручают; ничто так не разочаровывает, как если кто-то вас уверяет, что наиважнейшая и центральная (на ваш взгляд) проблема — не проблема вовсе.

Будучи поэтическими натуралистами, мы так и собираемся поступить. Атрибуты сознания, в том числе наши квалиа и внутренний субъективный опыт, — это просто удобные способы рассуждения об эффективном поведении атомных совокупностей, именуемых «людьми». Сознание — не иллюзия, но оно ничуть не отступает от законов физики в том виде, в каком мы их сейчас понимаем.

* * *

Есть ряд мысленных экспериментов, призванных показать, сколь сложна в реальности Сложная Проблема. Один из наиболее известных именуется «Мария, исследовательница цвета». Это красочный (а как же ещё) пример так называемого аргумента знания. Эксперимент был предложен австралийским философом Фрэнком Джексоном в 1980-х годах, причём Джексон стремился показать, что в мире должно быть что-то, кроме физических фактов. Этот эксперимент наряду с «Китайской комнатой» Сёрля является одной из самых выдающихся моделей, в которых философы заточают своих персонажей в странные помещения, чтобы проиллюстрировать то или иное свойство сознания.

Мэри — блестящий учёный, воспитанная в довольно причудливых условиях. Она живёт в комнате, которую никогда не покидала, причём в этой комнате полностью отсутствуют яркие цвета. Там всё чёрное, белое или серое (в разных оттенках). Любопытно, что выросшая в такой комнате Мэри стала специалистом по изучению цвета. Она могла пользоваться любыми инструментами, какими только пожелает, а также исчерпывающей научной литературой, посвящённой цвету. Все цветные иллюстрации были переделаны в монохромные серые.

Итак, Мэри досконально изучила цвет с физической точки зрения. Она знает физику света, а также нейрофизиологию — как глаз передаёт в мозг информацию о цвете. Она начитана по теории искусств, теории цвета и агротехнике — знает, как вырастить идеально красные помидоры. Просто никогда не видела красного цвета.

Джексон спрашивает, что произойдёт, когда Мэри решит выйти из комнаты и впервые увидит цвета? В частности, узнает ли она что-нибудь новое? Джексон считает, что да, узнает.

Что произойдёт, когда Мэри будет выпущена из чёрно-белой комнаты или когда ей дадут цветной телевизор? Узнает ли она что-нибудь или нет? Кажется очевидным, что она узнает нечто о мире и о том, как мы воспринимаем его. Но в таком случае необходимо признать, что её предыдущее знание было неполным. Но она обладала всей возможной физической информацией. Ergo существует ещё что-то, что мы должны знать, и физикализм ложен.

Мэри может знать все физические факты о цвете, но кое-чего она ещё не знает: «на что это похоже» воспринимать красный цвет. Следовательно, в мире есть что-то, кроме физических феноменов. Этот аргумент не просто демонстрирует, что мы не в состоянии объяснить новый опыт Мэри на языке физики, но и указывает, что такого описания просто не существует.

Как и в случае с Китайской комнатой, мытарства Мэри связаны с относительно невинной формулировкой мысленного эксперимента, однако на практике такая ситуация решительно невозможна. «Все физические факты о цвете» — это просто уйма фактов. Вот пример такого факта: знает ли Мэри, что я поранился, когда на прошлой неделе резал лук? Знает ли она положение, импульс и частоту каждого фотона видимого света во всей Вселенной? А что насчёт Вселенной в прошлом и будущем? Как и в случае со «всеведущим, всемогущим и всеблагим существом», мы весьма условно представляем себе, что означает формулировка «все физические факты о цвете», но далеко не ясно, описывает ли такая характеристика какую-либо чёткую концепцию.

* * *

Когда на примере Мэри мы пытаемся доказать, что Вселенная обладает не только физическими свойствами, зыбкость физических фактов — ещё не самая большая проблема. Гораздо хуже, что «знания» и «опыт» — также весьма скользкие понятия.