Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Не скажи, ты же не хочешь, чтобы я что-то сделал с семьей Покровского? Ах ты, неблагодарный сопляк! Для тебя все управление старалось, чтобы отмазать от убийств, чтобы жену твою найти и семью объединить, а ты мне тут препираться вздумал?! Ты полетишь, еще как полетишь, или я расскажу, по чьей вине Покровскую мать переехал грузовик, а Покровскую дочь продали сутенеру в Турцию.

Сделав над собой огромное усилие, я разжал кулак. Пепел и раздавленный окурок упали на асфальт.

— Так то лучше, мой дорогой. Завтра тебя допустят на корабль, так что осваивайся.

— Я полечу если… — чеканя каждое слово, прорычал я, — моя бывшая жена останется на Земле. Видеть ее не желаю!

— А я думал, ты попросишь еще кого-нибудь из своей прошлой команды в группу, — хмыкнул Тверской.

— Я не готов подвергать кого-то из друзей тому, что вы сделали со мной, — равнодушие в голосе далось мне с неимоверным трудом.

— Ты снова удивил меня, Доров, в какой-то момент показалось, что ты попробуешь дать мне по роже. Очень хорошо, что ты понимаешь все правильно: ничего не изменится. В вопросах государственных задач нет плохих или хороших методов, есть только цель и результат.

— Это грязно, не стоит посвящать меня в свое дерьмо.

— Ну конечно! Ты же у нас такой герой! Спаситель. У тебя своего дерьма в душе хватает, вот что я тебе скажу. Натали полетит, потому что у нас нет хорошего пилота. Даже второго. Да и первого тоже нет, если не найдем, думаю, придется привлечь Рика Ирина.

— Не вмешивай туда наших, не ломай чужие жизни, — почти взмолился я. — Ты и так уже наломал…

— Только цель, Доров, и результат, — полковник развернулся. — Сейчас тебя вернут в гостиницу, так что не скучай.

Поднявшись на бесшумном лифте, я твердо прошел по коридору, у номера 2111 с одного точного удара вырубил охранника, взял у него пистолет и, развернувшись, пошел прочь. Надеюсь, Стас не слышал, что происходило за дверью его номера и, надеюсь, он не пойдет за мной. Ни к чему. Я ни с кем не готов делить хаос и смятение, я не хочу, чтобы он видел, как я теряю над собой контроль.

Чем же я руководствовался на тот момент?

Яростью. Пониманием, что меня и пальцем не тронут. Почему? Очень просто! Единственный, кто имеет право поднять линкор с Земли, это я. Если не я, то никто. Корабль конфискуют сразу же, как только засекут. Видимо, таков мой контракт о покупке.

Прошла всего неделя с тех пор, как я купил линкор, но мир перевернулся с ног на голову. Калейдоскоп событий захлестнул меня подобно жуткому валу и стер все привычное; словно насмехаясь, отравил жизнь, но выжег все тепло из моей души, поселив там пустоту и отчаяние.

Я назову корабль не Надежда — ее у меня не осталась.

Я бы назвал свой линкор тем чувством, которое сейчас переполняет меня — Ярость — но линкор с таким именем погибнет в первом же сражении.

Я бы назвал линкор «Месть», но он будет обречен скитаться в космосе, пока не найдет свою погибель.

Свой корабль я назову «Шквал». Он будет обрушиваться на врагов так же, как все эти события вылились на меня; он будет стирать их в порошок подобно воде, гибкой и текучей, неуязвимой и беспощадной, потому что стихию невозможно победить или переиграть. От нее можно лишь бежать, надеясь на спасение.

Я ворвался в городишко Байконура, в глазах зарябило от вывесок, ресторанов, баров, лавочек; широкие улицы были полны посетителей, здесь заключались сделки, что-то покупали, продавали, играла музыка, устраивались представления для раззявивших рот инопланетных гостей. Ревели медведи на цирковом шоу животных, высокий разноцветный купол цирка врезался в небо, поднимаясь над приплюснутыми торговыми зданиями. Земля продавала то, что могла продать чужакам: свой колорит.

С приглушенным гудом в небе над нашими головами блеснула искорка: взлетел очередной корабль. Системы космопорта глушили звук, иначе жить в окрестностях Байконура было бы невозможно. Корабли садились, взлетали, прорываясь через низкое, словно отекшее от нескончаемых тяжелых туч, небо; на улицах в полумраке было много народа. Я бездумно пробродил по городу до ранней в это время года темноты, пытаясь вышагать свое отчаяние, потерять его на одной из многочисленных улочек, оставить в одном подсвеченных лазерными сетями, баров.

Я набрался почти до беспамятства и совсем утерял остатки разума, от чего, когда высланная меня вернуть обратно в номер команда во главе с полковником, объявилась, я без заминки достал пистолет. С секунду охваченный дурманом разум размышлял над тем, не перекинуть ли мощность в режим поражения, но меня все же остановила мысль о том, что я не убийца.

Сместившись в сторону, я открыл беглый огонь по Тверскому, с одной лишь целью — отомстить — потому что причиной всего, что произошло со мной за эти дни, несомненно, был именно он.