Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

Губы Изъяна тронула легкая улыбка, второй военный остался с непробиваемым равнодушием на лице. Рик спокойно сидел в кресле пилота, по сотому, должно быть, разу тестируя показания с двигателей, которых в линкоре было ажно восемь штук. Четыре маневровых и четыре маршевых. Серьезное и непривычное богатство. Рику нужно было в точности разобраться, как их балансировать, в какой момент подключать стабилизаторы, чтобы не завалиться на взлетную полосу в первые минуты полета. Он все время был занят делом, и в мои перепалки с Тверским не вступал, ясно давая понять: это совсем не его проблема. Возможно, если бы разборка переросла в драку, он бы и вмешался, и то вряд ли. В принципе, мне это на руку, пусть Тверской считает его ничего не значащей фигурой, отстраненной и не желающей конфликтовать. Если придется действовать против, все умения Рика станут для полковника неожиданностью.

— Тверской, выйдем? — предложил я.

— Рано мне с тобой выходить, Доров, вот поправишься так, что я не буду бояться свернуть тебе шею, и выйдем обязательно.

Он сощурился и, развернувшись, небрежно бросив:

— Завтра в семь утра все на корабле. Шо за дурное название для линкора «Шквал»?! Почти как «Шакал».

Кто-то из его двоих ребят загоготал, наверное, Изъян. По ощущениям, Анатолий понравился мне куда больше,

— Ты разобрался? — постояв немного в раздумьях, спросил я.

— Я то да, а ты? — уточнил Рик.

— Я хочу попробовать двойное управление, поможешь?

— Это как?

— Хочу провести свои испытания, что может эта кроха в условиях Земной гравитации.

— Погубишь корабль, — предостерег меня канадец. — Машинка заточена на маневры в космосе, не думаю, что ей когда-либо придется вести бой в атмосфере. Наша гравитация может развалить линкор на части, он ведь совсем не новый…

— Если Шквал покажет все, на что способен здесь, то я буду знать, чего от него можно будет ждать в космосе.

— А что на счет госпожи Доровой? — осторожно уточнил Рик.

— Попрошу ее удалиться, пусть смотрит и учится, пока взрослые работают, — твердо ответил я.

— Мы должны действовать как команда.

— Не с ней.

Мы помолчали.

— Плохое начало, не находишь?

— Сейчас я не могу с этим справиться, понимаешь? — я упрямо посмотрел на него. — Забудь! Лучше ответь мне, что значат слова Тверского? Мы летим не на войну, на какую-то спецоперацию, в которой оружие — не главное?

— А важна скорость, — поддакнул Рик, — если они так заморочились с монтажом подпространственной установки, значит, нам снова придется побывать, в той глубине, которая тебе не понравилась.

— Не хотелось бы, — помотал я головой.

— А мне любопытно, — хмыкнул пилот. — Но все же хотелось бы понять: зачем ты все это делаешь, зачем летишь? С угрозами в ваш адрес мне все понятно, но ведь есть и еще что-то?

— Да, у меня есть конкретное дело на Нуарто. Я же говорил, что просто так Вселенскую Пьесу Шадумскому не прощу, да и на остальных у меня тоже есть зуб. Как прилетим, первым делом подам прошение в суд присвоить авторское право на Пьесу мне, и пусть только попробуют отказать.

— Вот как ты замахнулся, капитан? — с удивлением пробормотал Рик. — Ну, посмотрим, что из этого выйдет. Завтра я помогу тебе в парном пилотаже, но если грохнемся на Землю — я не виноват.

И вот предвзлетная перекличка началась.

Происходило то же, что и на борту Эвереста, но ощущение было совершенно другим. Я изредка косился на напряженную спину Натали, она остриглась совсем коротко, под мальчика и теперь вовсе не была похожа сама на себя. Сосредоточенная до злости, с упорным, требовательным взглядом. Я сухо поздоровался с ней, она ответила так же и заняла свое место. Наша страшная встреча состоялась.

— Центр, я Шквал. Подтвердите разрешение на взлет.

— Шквал, я Центр. Взлет разрешаю.

— Внимание, внимание, общая готовность. Три минуты до взлета.

Вот сидит Кортни и переглядывается со мной. Она чувствует себя уверенно и ловит каждое мое слово, зная, что пока я рядом, чтобы ни случилось, мы сядем. Это опасная уверенность, но ее функция всего лишь связь и я не буду разубеждать американку.

Странная девчонка. Я бы на ее месте… ни за что бы не взошел на борт корабля после пережитого. Я помню ее ужас, растерянность и то ощущение беспомощности, которое никогда не забудется. И все же она здесь, хотя мне казалось, что после пережитого уже никогда не сможет себя пересилить. Но нет, переступила этот рубеж, и глядит своими выразительными глазищами из-под рыжеватой челки.

— Ты ей нравишься, — перед взлетом толкнул меня в бок Рик.

— Она мне тоже, — ответил я, хотя имел в виду совсем другое, потому что помимо ее страха, я помнил твердость и решимость, с которой она взяла себя в руки, когда впору было сходить с ума. Нет, на эту девчонку я был готов положиться, хотя и понимал, что некоторые задачи ей не по силам. Придет время, и характер подкрепиться знаниями и умениями, тогда она станет незаменима.