Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— С организацией плохо, — отмахнулся от моих предложений журналист. Он видел глубже, чем я думал. — Нельзя нарушить правила игры: на планету должны приземлиться трое. Трое — это сигнал, трое — это плохо. Любые тройки будут отслеживать, как только станет ясно, что ты, Доров, покинул корабль. Нужно будет выдать что-то реалистичное, пусть все считают, что вы временно сошли с дистанции. Повздорь с Тверским, хочу, чтобы ссора переросла в драку. Отправь его в лазарет и попади туда сам. О вашей вражде известно, подобное развитие событий не вызовет подозрений.

— Ну, это можно, главное, чтобы мы не поубивали друг друга, — пожал я плечами. — Попробуем разыграть.

— В космопорту все фиксируется на цифру, — продолжал Титрин, — вас все равно заснимут. Начнут искать — дальше будет делом техники. Поддельных документов нужно будет три комплекта. Яхта с системами маскировки, все нужно будет быстро. Мы выходим из подпространства к системе Ротос…

— Через два прыжка. Пока у нас дыра, прямыми червячными ходами мы не пройдем. Два прыжка впереди.

— А ты думаешь, я смогу организовать все отсюда и не быть замеченным? — злобно уточнил журналист, но было видно, что идея его задела. Сильно задела.

— Ну, ты же умная и опасная киса, я думаю, у тебя все получится, — я неотрывно смотрел на кота.

— Ну, так, — сдался титрин, — давай обсудим финансовую сторону вопроса. Я выплачу тебе с пленки… миллион кредитов союзного банка.

Я присвистнул. Не потому, что сумма была гигантской и не потому, что журналист внезапно расщедрился. Отнюдь нет. Я присвистнул потому, что титрин предложил мне сумму. Не процент. Сколько же будет стоить эта съемка, если журналист готов отмахнуться от меня круглой суммой.

Приняв мое молчание за несогласие, кот помрачнел. Между его бровей пролегла глубокая складка. Некоторое время шевелил усами, потом сдался:

— Так понимаю, предложения вроде тридцати процентов тебя не устроят?

Я присвистнул снова, но уже мысленно. Выходит, миллион — это меньше тридцати процентов. Я неопределенно пожал плечами, выжидая, до чего доведет журналиста несуществующая журналистская совесть.

— Пятьдесят на пятьдесят, — выдал титрин со вздохом и открыл рот, чтобы объяснить, как сложно ему будет достать корабль, все организовать, как он будет подвергать свою жизнь риску, но я опередил его:

— Твоя роль не менее важна чем наша, — сказал я, бесцеремонно подняв кота на руки и посадив его напротив себя на стол у терминальной консоли. — Я согласен.

— Ох, выходит, я сделал очень правильное вложение, когда выкупил право быть твоей тенью, — с облегчением вздохнул титрин и осекся. Опасливо покосился на меня.

— М-м-м, — протянул я, смакуя сигарету. — Выходит, ты оказался не самым расторопным, а самым богатым?

Нет, я не знал, как там у них такие дела делаются, я даже представить себе не мог, что право прийти ко мне и попроситься в личные летописцы, надо выкупать. Неужели весь космос построен на деньгах? И кому он платил за это право? Руководству планеты Земля или Союзу? Сколько вопросов и легкий неприятный осадок в груди.

— Не только самый богатый, но и самый дальновидный, — скривился журналист. — Скажем так, я был большим твоим поклонником, от того не смог себе отказать в удовольствии потратиться…

— А если бы я тебе отказал?

Он понял вопрос правильно. Что бы было, если бы он пришел ко мне и предложил свои услуги, а я бы послал его ко всем чертям?

— Я бы сделал очень неправильное вложение всех своих денег, — сказал он, глядя мне в глаза. Он не врал. Он рискнул и получал сейчас свои призы.

Я был большим твоим поклонником, — что-то шевельнулось в сознании. В чем причина беспокойства. В слове «был»? В прошедшем времени? Нет, не то.

— Я знал, Доров, ты окупишь любые мои затраты. Чувствовал.

— Значит, ты купил меня? — усмехнулся я. — И кто же продавец?

— Не тебя я купил, капитан, я купил права на журналистскую хронику. Единоличные права. У Содружества Журналистов Вселенной. Небось, о таком и не слышал.

— Мало ли, о чем я не слышал…

— То-то и оно. Никаких прав на тебя я не имею, но если мы можем договорится, я имею право быть все время рядом. И все материалы, отснятые мной, считаются легальными. Таков журналистский бизнес.

— А те съемки, что делают организаторы Сафари?

— Тут другое, я прибыли не получаю.

Я нагнулся и поднял с пола чашку кофе.

— Считай, мы достигли договоренности, — я поставил ему кофе. — Пей, а то совсем остынет.

Титрин облегченно вздохнул. Похоже, разговор этот был для него тяжелым, а всему виной длинный язык — он сболтнул то, что предпочел бы утаить.

Купил он права на меня, значит.

Я встал, скинул комбинезон и переодел простые удобные брюки. Расправил посеченные старыми шрамами плечи.

— Каждый раз гляжу на тебя без одежды и думаю: а разве после ран, от которых остаются ТАКИЕ шрамы, выживают?

— Как видишь, — я снова опустился в кресло. Старые шрамы меня беспокоили мало, но вот оставленная лазерной турелью отметина до сих пор мешала. Ткани вроде поджили, но рука была слабой, полагаться на нее каждый раз означало риск.