Вселенские Соборы

Проект собирания в Анкире был только этапом в движении мысли и самого Константина. Как только он осознал, что предмет собора не местного восточного характера, a задевает всех и на Западе и при помощи спокойного Запада скорее всего может найти авторитетно успокаивающее большинство, так он и пришел к мысли собрании епископов «всей империи – икумени». Такое всеобщее, икуменическое, в русском неадекватном переводе – «вселенское» собрание было в духе общих идей, общего мировоззрения Константина, да и в духе момента, когда он после победы над Ликинием (323 г.) почувствовал реализацию своего «вселенского», «икуменического» служения. Категория «икуменического» еще не достигает широты «кафолического», «кафоличности» церкви. Вселенскость в духе русского термина передается термином «кафоличность». Осий мыслил средстве всеимперского объединения епископата. Он увидел, что греческие епископы глубоко разделены школьно, что участие западных, с их уклоном к монархианству в триадологии, как противовес Востоку необходимо. Но Осий мыслил еще в категории «всеимперскости» («икуменичности»), a не «вселенскости» («кафоличности»). Голова Константина перешагивала эти границы и захватывала и все заграничные, так сказать, «колонии» церкви. И это он, созывая «всех-всех-всех» сначала в плане его только «имперского» кругозора, попал в плоскость высшего и более широкого, так сказать «имперски-колониального», измерения. A это и есть новая для старого мира «племен и языков», для «плоти и крови» античности и иудаизма категория всемирности, вселенскости-кафоличности. Окинув взглядом всю церковь, Константин увидел, что она «безгранична»-кафолична. Она не только в черте империи и ее колоний, но и за пределами колоний. Что если уже говорить об адекватном всеобщем соборе, то надо звать и заграничный епископат – идти и в Скифию, и Армению, и за Кавказ, в Персию… Масштаб даже для Римской империи необычный. До сих пор соборная практика довольно широко применялась. Но все это были соборы местные: Африка, Александрия, Сирия, Малая Азия. Даже соседние области, например Египет и Антиохия, ни разу не собирались вместе.

Замысел и предприятие Константина оказались новизной не только для церкви, но и в истории Римской империи и в истории культуры вообще. Объединила Римская империя голову и сердце передового человечества средиземноморского бассейна. Но объединял это тело сознательно и наглядно железный каркас оккупирующих римских легионов. По этому корпусу передового человечества разливался самотеком идейный капитал античной культуры, включившей в последнем моменте в себя и религиозный эклектизм, и самую церковь. Но деятели и представители всех этих культурных функций не дошли еще до мысли всеобщей личной встречи, до своего светского, культурного «соборования». He только философы, ученые, писатели, даже государственные мужи, из Рима умозрительно управлявшие «вселенной», но даже возглавители военной силы не съезжались, не собирались, не встречались друг с другом, не совещались, почти не знали друг друга. Идея общечеловечности еще едва тлела в индивидуальном сознании античных мыслителей. Даже иудаизм, при его принципиальной библейской универсальности, на практике оказался, отвергнув Христа, жалостно-замкнутым национализмом.

Только христианская церковь, переросшая уровень двух миров – иудаизма и эллинизма, породила и осмыслила самую идею всеобщности, вселенскости, всемирности человеческой истории, сознательно оттолкнувшись от обветшавших национализмов. Провозгласила: нет ни эллина, ни иудея, но все и во всем Христос. Константин потому и стал не ложно Великим, что эта идея пленила его, что, закладывая в основу перерождаемой империи новую религиозную душу, он творил историческое дело выше дела самого Августа. Рождалась подлинная вселенскость. Пусть не вечная по своей оболочке (все историческое преходяще и смертно), но пока предельная для земного человечества. He епископат ее осознал и силился реализовать, a римский император. Как внешнюю свободу своего существования и развития церковь с благодарностью приняла из рук обращенной ею империи, так и впредь она начала пользоваться этой формой вселенской соборности с полной готовностью, опираясь в этом трудном деле на силу и технику империи.