Вселенский неудачник

— Все три года, за исключением первого дня. И помни, что теперь я твой гость, а гостеприимство у нас свято. Я ни в чем не должен знать отказа. В обязанности хозяина входит веселить гостя, поить, кормить и обеспечивать всем необходимым. За любое нарушение традиции — смертная казнь. Причем — просто на всякий случай, чтобы ты знал, — у нас разрешается самому выбрать себе вид казни: или быть скормленным крокодилам, или повешенным, или посаженным на кол. Если хочешь, можешь прогуляться в джунгли. Там у нас площадка для казней. Крайне неприятное зрелище, поверь мне на слово.

В притворном ужасе Ло-до закатил глаза. Отвернувшись, я отошел от него, настолько он вдруг стал мне противен. И как я мог так долго заблуждаться, считая его симпатягой и добрейшим парнем? Не потому ли он с такой настойчивостью зазывал меня к себе в гости, что знал о варварском обычае своей планеты порабощать всякого прибывшего на нее чужеземца?

В полдень Дун-ла принесла мне черствую лепешку, бросила ее на землю, повернулась и ушла.

— Ай-ай-ай! Нельзя так распускать женщин. Твоя жена за что-то зла на тебя, — посочувствовал Ло-до, у меня на глазах уплетая из глиняной миски дымящееся мясо.

Весь день я ковырял землю мотыгой, а вечером явился костистый старик, закричал на меня на местном наречии, больно ударил палкой по плечу и ушел, на прощание пригрозив чем-то.

— Кто это был? — спросил я, потирая ушибленное плечо.

— Ростовщик, которому ты должен деньги, — объяснил Ло-до. — Он сказал, что, если не вернешь долг завтра, он отведет тебя в рудники добывать уран. Как раз освободилась кирка: один из его должников умер сегодня днем.

— Я должен ему деньги? Никому я ничего не должен! — завопил я, хватая аборигена за ворот и встряхивая так, что его рубашка треснула в двух местах.

— Не волнуйся, — сказал Ло-до, нагло глядя мне прямо в лицо. — Как твой друг я, конечно, выручу тебя из беды. Я продам свою ракету и заплачу твой долг.

— Ты продашь свою ракету? Разве у тебя есть ракета? — вскричал я, охваченный ужасным подозрением.

— Разумеется, есть. С сегодняшнего утра. Правда, я ни разу ее не видел. Она в космопорту, — сказал этот мерзавец, улыбаясь мне в лицо.

Ло-до явно надеялся, что я наброшусь на него с кулаками, но мысль, что местный обычай едва ли благосклонен к тем, кто нарушает законы гостеприимства, помогла мне сдержаться. Отпустив аборигена, я выхватил из костра пылающий сук, поднес его к тростниковому дому и крикнул:

— Этот дом теперь мой? Отвечай — так или нет?

Ло-до с опаской покосился на мою руку.

— Да, это твой дом, и ты можешь делать с ним все, что захочешь, — без особого энтузиазма признал он.

— Отлично. В таком случае сейчас спалю его дотла, и это не будет нарушением закона, — заявил я.

Я ожидал досадить этим аборигену, но он уже нашел выход из ситуации.

— Разумеется, ты можешь сжечь его, бамбук сгорает очень быстро, — хладнокровно подтвердил он. — Но подумай, что скажут твои соседи? Они скажут, что новый Ло-до оставил без крова своих детей и жену. «Новый Ло-до не просто сумасшедший, он опасный безумец! Сегодня он спалил свою хижину, а завтра вполне может спалить наши. Не опасно ли оставлять этого сумасшедшего на свободе и не лучше ли отправить его на урановые рудники?» — так решат они.

Поняв, что угроза имеет реальные основания, я швырнул факел на землю и затоптал его ногами, радуясь, что не поддался чувству мести.

— Ты прав, я не буду сжигать твой дом, но и ты не посмеешь продать мою ракету! Где мне найти судью? Хочу видеть его немедленно! — твердо сказал я.

Ло-до согласился с подозрительной легкостью:

— Ты хочешь видеть судью? Хорошо, я тебя к нему отведу. Это недалеко.

Он слез с гамака и зашагал по извилистой улице, отвешивая пинки замешкавшимся свиньям. Я, смутно предчувствуя какой-то подвох, следовал за ним в сопровождении целой толпы бездельничающих аборигенов.

Возле одной из покосившихся хижин Ло-до остановился и, сделав мне знак подождать, скрылся в ней. Я же остался снаружи среди обступивших меня аборигенов, мужчин и женщин, рассматривавших мою белую кожу с каким-то каннибальским интересом.

Наконец из хижины показался мой вероломный хозяин. Он по-приятельски поддерживал под локоть беззубого старика, одетого в длинный красный плащ с прорезями. Старик был таким дряхлым, что даже глаза у него выцвели, а веки казались розовыми, как у поросенка. Подобрав полы плаща, старик уселся на большой камень во дворе, важно надул щеки и прошамкал:

— Можете изложить свою жалобу. Я внимательно слушаю.

Я рассказал судье все, что произошло, особенно напирая на то, что был нагло обманут, что мне были неизвестны местные обычаи и что подобное отношение к инопланетникам может иметь самые неблагоприятные последствия для общественного мнения о Па-ра-ту. Под конец я воззвал к справедливости и попросил судью представить, что ощущал бы он на моем месте, если бы был приглашен на другую планету тем, кого считал своим другом, и там коварно обобран до нитки.