Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями

Такая модель оставалась относительно эффективной в 1990-е, 2000-е и начале 2010-х, но потом что-то пошло не так, как ожидали власти. Первые изменения в характере протеста начали проявляться в выступлениях зимы 2017–2018 годов. Тогда многие протестующие начали, не предъявляя конкретных требований, атаковать силы безопасности (прежде всего, полицию и басиджей). Ситуация во многом повторилась во время «бензиновых протестов» ноября 2019 года. «Долой эту власть!» — требовала значительная часть протестующих. Но в то же время первопричина протестов все же оставалась экономической, поэтому надежда нащупать почву для диалога еще была.

Следующие три года казались скорее обнадеживающими для властей. Протесты шли постоянно, но были связаны с локальными и конкретными поводами: нехватка воды, перебои с электричеством, низкие зарплаты и пенсии. Однако народное возмущение после гибели Махсы Амини вскрыло все существующие противоречия и положило конец диалогу. Осенью 2022 года вышедшие на улицы требовали одного — свержения Исламской республики. Выступления стали беспрецедентными как по длительности, так и по географии охвата, и никто даже не заикался о реформах и уступках. Символом протеста стала борьба с дресс-кодом, фундаментальной чертой исламских порядков в Иране. Отказаться от него власти не могут в силу собственной идеологии.

К 2022 году большая часть населения страны утратила всякую надежду на медленные улучшения путем компромиссов и сближения позиций. Полумеры людей уже не устраивали. Власти реагировали растерянно: на уступки не шли, но перейти к тотальному подавлению не решались. Понятно, что по прошествии времени и со стороны может показаться, что протест просто закатали в асфальт. На деле разгоняли далеко не все митинги: где-то по толпе стреляли дробью, а где-то давали спокойно проскандировать и разойтись. Ощущалось, что у властей не было стратегии, и они в каждом конкретном случае действовали как придется. Но в любом случае о компромиссах в ситуации, когда протестующие скандировали «Смерть диктатору!» и «Это кровавый год, Хаменеи будет свергнут!», речи уже не шло.

Отдельные лозунги, направленные против верховного лидера и Исламской республики, на протестах можно было услышать и до 2022 года, но тогда их скандировали радикальные маргиналы, а большинство выходило на улицы, выступая против проблем в экономике или несправедливой социальной политики. В 2022 году требования массового протеста впервые были сформулированы столь четко, ясно и бескомпромиссно: снести само политическое устройство Ирана.

Декабрь 2022

— Ты же вроде журналист и аналитик. Расскажи, что ты понял? — спрашивает меня по видеосвязи моя знакомая Бита. Я уже уехал из Ирана и информацию с места событий могу получать только дистанционно, поэтому регулярно созваниваюсь с друзьями, которые остались в стране.

— Прежде всего, протесты, похоже, исчерпали свой потенциал. Пока было две большие волны: пик мирных выступлений пришелся на 26 октября, 40 дней с даты смерти Махсы Амини. Затем пик агрессивного протеста — неделя с 15 по 21 ноября. После этого активность начала снижаться. С самого начала протестующие применили насилие в отношении правоохранительных органов. Причем медленно шла радикализация протеста, нападения на силы безопасности происходили все чаще и организованней. Полиция с самого начала применяла дубинки и слезоточивый газ, а самые масштабные акции разгоняла дробью, но к полноценному подавлению перейти не решались до конца ноября. Вот тогда начались операции в курдских районах, когда части армии и КСИР брали в кольцо отдельные города, перекрывая дороги, а затем заходили в них и расстреливали протестующих.

— Согласна со всем, кроме одного. Ты говоришь, что протестующие с самого начала применяли насилие. Я с первого дня на улицах, участвую в протестах. Первую неделю протестующие вообще не трогали полицейских. На второй неделе начали поджигать мусорные баки — но только чтобы отделить народ от полиции. И только потом люди стали отбивать своих у правоохранителей в гражданском. Знаешь, у них была тактика: в толпу проникали службы безопасности в обычной одежде, а потом хватали самых активных, тут же тащили в машины, тоже обычные, не полицейские, и увозили. Так вот, только к концу второй недели народ начал отбивать у них людей, до этого никакого насилия не было со стороны протестующих.

— Я тут статью читал, что многие иранцы считают, что протесты впервые идут в правильном русле. Нет никаких политиков-реформистов и требований реформ. Есть только задача сменить режим. И они же говорят, что якобы все выступления раньше, включая «Зеленое движение», были зря. Мол, тогда боролись за пересчет голосов, защищали Мир-Хосейна Мусави, а он сам был частью этой системы, с которой не надо вести диалог, только демонтировать… — тут я замечаю, что Бита отстраненно смотрит в сторону.