Всем поровну

Ночь. А ведь всего сутки назад я лежал на больничной койке и готовился к выполнению своего превентивного плана: предупредить жену, чтобы она с Настькой на время исчезла из поля зрения Нацбеза и чтобы ни одна живая душа не узнала, что это я ее предупредил…

Все изменилось, полетело в тартарары. Жена оказалась шлюхой, я – заурядным мокрушником, предателем и трусом. И вот – привязанный к дочери полосатым капроновым шнуром, снабженным разрывным амортизатором и якобы выдерживающим трехтонный рывок, готовлюсь к своему третьему проникновению в объект.

Типичная тайная операция. Ни Фогеля, ни Топорищева поблизости не наблюдается – они заведомо не введены в курс дела. Вообще никаких научников, только свои. Узкий круг.

Парашют на груди. Сбоку к парашютному ранцу пришит карман для шоколадных батончиков. Десять штук. Максютов с полуслова понял специфику моих отношений с дочерью. Из всей одежды на мне только плавки и каска с дужкой микрофона, на Настьке и того меньше – трусики. Еще специальная обвязка для капроновой пуповины, исключающая возможность избавиться от соединяющего нас шнура, и такая же на Настьке. Стропореза нет. Это уж совсем глупо: неужели Максютов полагает, что мне придет в голову перерезать шнур, чтобы Монстр воспринял нас порознь и, соответственно, порознь определил нашу судьбу?!

Да нет, конечно. Наверно, он просто не уверен в адекватности моих мозгов под психовоздействием со стороны Монстра – помнит сброшенную мною каску в пещере Нирваны…

По той же причине (только ли по ней?) нет и оружия. Делаю последнюю попытку:

– Товарищ генерал-лейтенант!

– Ну?

– Там внутри бродят два психа. И один из них вооружен.

– Опять ты за свое. Нет, Алеша. Нет.

Так я и думал. Пусть он распрекрасно знает, что мы с Настькой живы только потому, что находимся под его крылом, и я не собираюсь рыпаться, ну и что? Никто не любит случайностей, и Максютов не исключение.

– Осталось примерно две минуты… Алеша, ты все помнишь?

– Да.

– Крайне желательно сделать все за один раз.

– Да.

– Удачи тебе. Приготовься.

– Готов.

Он хлопнул меня по плечу:

– Ты справишься, я уверен.

Мне бы его уверенность.

Нет, я не сделаю так, как желает Максютов, хотя я вынужден быть благодарным ему за наше спасение. Не заставлю Монстра служить человечеству, не стану отмычкой, при помощи которой мой дражайший шеф станет клапаном при потоке благ и превратится в фигуру номер один на нашем маленьком шарике. Это я знаю точно. Если у меня будет возможность не сражаться за него, я не стану сражаться, зря он надеется, что моя признательность не имеет границ…

Он, впрочем, и не надеется. По необходимости вынужден дарить своей единственной отмычке скупо отмеренные порции доверия, только и всего. Не более. И еще рассчитывать на то, что не всегда же обитатели Монстра были слюнявыми олигофренами. По крайней мере их предки должны были быть развитыми настолько, чтобы создать такую вот среду обитания или хотя бы ее прообраз, способный к эволюции. Нет, Максютов прав: они должны были предусмотреть в своей среде какие-то аварийные рычаги управления ею.

«Ты найдешь эти рычаги, Алеша».

Ради чего? Догадаться совсем нетрудно: Максютов, может, и рад бы остановиться на достигнутой ступеньке, да не может. Или медленно вверх, или кубарем вниз, иного не дано. Вниз он не хочет.

Можно стать благодетелем для человечества и в первую очередь для своей страны. Можно не стать, но свалить Первого Шефа. Тоже выход. И ради этого Максютов будет драться насмерть.

А я?

Нет, это даже интересно: ради чего стоит драться насмерть? Ради мира? Да, но не всякого. Иногда и война ради войны может показаться благом по сравнению с прозябанием, согласием на все ради самой возможности жить. Что еще? Семья, государство, форма правления, религия, устои? Все это менялось по необходимости, все это можно изменить еще не один раз. Тогда что же главное?

Неужели свобода?

А какая часть свободы интересует вас, господа? За чью-то постороннюю свободу я воевать не стану, как и за красивые слова вообще. Если подумать, всех нас интересует только одна свобода: право самим принимать за себя решения хотя бы на бытовом уровне, и то с оговорками насчет собственной безопасности, а свобода с ограничениями уже не свобода, не суверенитет – так, автономия…

«ЧИППИ, НАИЛУЧШЕЕ РЕШЕНИЕ?»

«ЛЮБОЕ РЕШЕНИЕ ЭТИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМЫ – НАИЛУЧШЕЕ».

Я зажмурился. Нет, каково? Юмор Монстра я уже видел, на своей шкуре ощущал, а теперь со мной вздумал шутки шутить мой собственный чип! Хотя он-то как раз относится к моей драгоценной шкуре гораздо бережней, чем я сам.

Плевать.

Может быть, я в чем-то не прав, даже наверняка. Но сейчас я стану драться только за жизнь дочери. И, если повезет, за свою.

– Папа! Няняку!

Как всегда, не вовремя.

– Даст папа няняку, – объявил в ответ тот же голос, что сочувствовал невезучему яблоку. – Если сейчас быстро-быстро побежишь, то даст.

Я почувствовал, что слетаю с нарезки.

– Заткнись, ты, козел!..

– Отставить, – просипел Максютов, придержав меня за обвязку. – Молчать, там… Раздавлю, мать вашу!.. Алексей, ты как?

– Я в порядке, – буркнул я, пытаясь освободиться.