Всем смертям назло

В груди. Сергея все так и поднялось, стало невесомо легким. Откуда-то надвинулся и поплыл, широкий зеленый ковер, густо усеянный, желтыми точечками, которые медленно реяли, множились и тихо-тихо оседали. Уже отчетливо видны, дрожащие от ласкового дуновения ветерка ярко-желтые пушистые головки. Они замерли в робком ожидании, настороженно прислушиваясь к опасной тишине, и побежали в разные стороны от стремительно надвигающейся тени парашютиста.

«Где я видел это? Где? — силился вспомнить Сергей. — Ах да, в армии! Ну конечно! Последний прыжок накануне демобилизации…»

Он вспомнил, как у самой земли увидел свои ноги, обутые в тяжелые солдатские сайдой. А внизу шевелилась от ветра трава, покачивались ромашки. Еще мгновение — и сапоги безжалостно раздавят несколько нежных, пушистых головок. Ему показалось, что цветы — живые существа, они. хотят убежать от смерти, но не могут…

«Шахтерские песни поют…» — неслось по штреку и как сквозь сон долетало до его уха.

…Неумолимо тянула к себе земля. Резко толкнула в ноги. Сергей нелепо подпрыгнул, выпустил стропы парашюта из рук и, закрыв глаза, рухнул всей тяжестью тела на влажный от непросохшей росы луг. Хрустнули стебельки цветов, удивленно затрещал, словно заплакал, кузнечик и внезапно смолк…

Резко звякнул телефонный аппарат.

— …канат растягивают!.. — кричал в телефонную трубку вагонщик.

Сбоку капала вода. «Капель! — усмехнулся Сергей. — Как и там, на-гора».

И, уже пробираясь на четвереньках по лаве, он снова вспомнил события того далекого армейского дня. Смятые ромашки он взял с собой. Их было семь. Они стояли потом в граненом стакане на тумбочке, рядом с его солдатской койкой.

«Я же получил тогда письмо от Тани… и фотографию!»

Таня была сфотографирована в профиль, задумчиво смотрела куда-то вдаль и улыбалась уголком губ. В письме писала: «Третья весна пришла и ушла, а тебя все нет. Я устала, Сережка! Когда же мы будем вместе! Хоть убей, не могу тебя представить целиком, всего. Это плохо, да? Помнишь, как ты спрашивал: „Дождешься?“ — а сам недоверчиво улыбался. Ты и теперь сомневаешься? Смотри, будешь таким — назло выйду замуж за другого!»

«Я бы тебе показал другого!» — Сергей улыбнулся.

— Ка-а-а-ча-а-ай! — донеслось сверху.

Цепь транспортера натянулась, предупреждающе дернулась два раза и поползла вниз, волоча крупные плиты угля. В лаве, куда приполз Сергей, работал комбайн.

— Как дела? — стараясь перекричать шум, спросил он у рабочего.

— Рубаем понемногу! — приветливо улыбнулся тот, обнажая белый ряд зубов на черном лице.

— Цикл сделаем, если порожнячком обеспечат, будь они неладны! — вмешался в разговор бригадир Яцко.

— Начальник ВШТ на планерке обещал вашей лаве сто вагонов! Хватит? — поинтересовался Сергей.

— Под загашник! — обрадовался бригадир. Сергей, кивнув в сторону рабочего, спросил:

— Новичок?

— Со школьной скамьи пожаловал к нам. Университет шахтерский проходит…

Старый шахтер вложил в эти слова немалую долю доброго лукавства.

— Ну и как он? Тянет?.

— Вообще я должен тебе сказать, — длинно начал Яцко, — из парня толк будет. Есть у него шахтерская жилка!

— А какая она, эта жилка, дядь Петь? — пошутил Сергей.

— Ты, Серега, не смейся! Этот не сбежит, коли вода за шею начнет капать аль в другоразье в кассе получать нечего будет. Зол он на эту стихею! Так и говорит: «Обуздать хочу ее». Вон кое-кто подшучивает над ним, а я верю. И как тут не верить! Его батя, друг мой, таким же настырным был. Врубовку в сорок шестом хотел спасти и… машину спас, а себя… Видел обелиск за шурфом стоит… Маркшейдеры сказали, что там, под тем местом, он… а над ним четыреста метров земли… Солдат известен, а вот могила его… Да кто ж точно скажет — где она…

Шахтер с силой ударил обушком, поправил глазок фонари и принялся яростно выдалбливать ямку для крепи.

«Хороший паренек, — думал Сергей о новичке, пробираясь на четвереньках по лаве. — Злой в работе. Такие землю насквозь прокопают. Вот таких и надо брать в бригаду».

Вспомнилось заседание шахткома комсомола. Мнение комитета о создании комсомольско-молодежной бригады было единым: комплектовать коллектив из опытных, хорошо знающих дел рабочих. А на последнем заседании комитета все повернулось.

«Дал нам прикурить главный инженер!» — Сергей усмехнулся.

Все заседание главный сидел молча, рисовал чертиков в своем блокноте и по виду соглашался с комсомольцами. А когда дело дошло до кандидатур в бригаду, ни с того ни с сего вдруг спросил:

«А лучшую технику у кого отбирать будем?»

«Как отбирать?» — переспросил кто-то.

«А так!» — усмехнулся главный.

Комсомольский секретарь Рафик Мамедов хотел что-то сказать, но почесал затылок и говорить раздумал. В комнате, где заседали, стало тихо. Инженер встал, положил блокнот в карман и то ли шутя, то ли серьезно сказал:

«Уж если мы решили из бригад забрать лучших рабочих, то надо быть последовательными до конца. Отберем в бригадах и лучшие комбайны, сверла, транспортеры… — Главный на минуту умолк, медленно обвел сидящих за столом взглядом. — Вы же товарищей обкрадете! Ведь тех лучших, что вы планируете забрать, кто воспитал?»