Всем смертям назло

Шел дождь, мелкий и нудный, без грозы и ветра, бесшумный, ненужный, ничем не пахнущий и бесцветный. Люди были неразговорчивыми и хмурыми. Мы шли неизвестно почему и зачем полдороги пешком по дождю, по мелким лужам. В дверях уже знакомой комнаты нас встретил Степан Степанович и зарокотал густым баском:

- Ну-у-у, профессор! Нельзя такие вещи делать! С тебя причитается. Сейчас тебе Тарас прочтет мораль...

- За что? - как крик о пощаде, вырвалось у меня.

- Это не имеет никакого значения!

- Степа... - укоризненно протянул Рыбас. - Ну что ты как балаболка! Не обращайте внимания. Садитесь. - Он помолчал, чиркнул зажигалкой, прикурил (сигарета была вставлена в длинный, резной мундштук) и, выпустив дым, сказал: - Собственно, задача моя облегчена тем, что я буду с вами говорить не как с начинающим автором, а как с равным, с человеком, несомненно одаренным. Скажу сразу - повесть ваша мне очень понравилась. Подобного в литературе я, по крайней мере, не встречал. Прихох пея удивляться, почему она до сих пор не дошла до читателя. Вероятно, истории литературы известны подобные случаи нерасторопности издателей. Я думаю, что ошибка должна быть исправлена, и немедленно. В повести есть небольшие стилистические погрешности, некоторые длинноты, но это легко устранимо. Если вы не возражаете, мы немедленно приступим к этому. - Он достал из стеля рукопись, положил на стол и раскрыл. - Я думаю, что первую главу об Иване Кондратъевиче Горюнове следует опустить. Она неестественна и чужеродна.

- Да, - твердо и немедленно согласился я и вмиг почувствовал себя легко и свободно и оттого, что о повести так лестно сказали, и что выбрасывается ненужная, вымученная глава, и что Рыбас сразу увидел это и как бы стал моим единомышленником (значит, этому человеку можно верить!), и то, что сказано все было уверенно и серьезно.

...За короткий срок повесть "Всем смертям назло..." была заново отредактирована и по совету Тараса Михайловича Рыбаса отослана в Москву, в журнал "Юность".

На дворе стоял сентябрь 1966 года...

"Дорогой Владислав! (Простите, что обращаюсь по имени, - вы забыли указать свое отчество.)

Только что - в половине первого ночи - кончил читать рукопись вашей книги и тут же сел писать письмо. Страшно виноват перед вами за некоторую задержку; отдел прозе "Юности" переслал ее мне на заключение в тот момент, когда я был в командировке. На днях я вернулся, сегодня днем начал ее читать и вот только что- закончил. Пишу по самому первому впечатлению - впечатлению скорее читателя, чей критика.

Мое убеждение - его я я выскажу в своем заключении - повесть надо печатать. И именно в "Юности". Эта художественный дакумент большой человеческой силы, написанный ясно, предельно честно и, при всех несовершенствах, талантливо. Именно сегодня он, как никогда, нужен людям. Сегодняшним молодим людям.

"Мысль изреченная есть ложь". Очень трудно говорить слова вам, лично вам, автору этой замечательной вещи. Все, что ни скажешь, будет как-то не так. Единственное, что я все-таки скажуз примите мое глубочайшее человеческое уважение.

Низко кланяюсь вам и вашей жене.

Феликс Кузнецов. Мвекаа, 21 октября 1966 г.".

Телеграмма от 29 октавря 1966 года:

"Повесть будем печатать тчк сердечно поздравляем зпт желаем здоровья успехов тчк редактора подыщем тчк Полевой Преображенский Железнов."

"Уважаемый Владислав Андреевич!

Сегодня уходит в набор первый номер журнала "Юность" за 1967 год. Сдаем вашу павесть. Посылаю вам экземпляр - копия посланного в набор.

С нетерпением буду ждать подписанный вами экземпляр. В начале декабря между 2-м и 5-м - будет версии, которую вам тоже надо будет читать. Если хотите, мы сможем вызвагь вас на это время в Москву на 7 - 8 дней. Мы оплатим вам дорогу, гостиницу, суточные. Конечно, дочке и жене придется приехать за свой счет, но номер в гостинице мы обеспечим дли всех.

Если вы на это согласны, сообщите нам не позднее 29 ноября, и мы вам пршлем вызов. Если же у вас пока нет такой возможности, то я пришлю верстку в Луганск, вы ее вычитаете и вернете в редакцию. А в Москву приедете тогда уже в конце января, когда повесть выйдет в свет.

С уважением зав. отд. прозы М. Л. Озерова".

Потом был резко пaxнущий типографской краской первый номер журнала и ощущение, что сердце вот сейчас выскочит из груди или внезапно остановится oт навалившегося счастья: я жив, я нужен, я в строю! И испуг оттого, что это опять не явь, а сон. Потом была Москва и радушная встреча в редакции "Юности", и было то первое, незабываемое выступление перед шахтерами, и около тридцати тысяч писем, которые вошли в наш дом за этот год, то радуя, то обжигая сердце, малую толику которых я привел здесь. Привел не ради собственной славы, а движимый единственной целью и желанием: помочь ослабевшему на крутой жизненой тропе уверовать в свои силы, поддержать оскользнувшегося на скользкой дороге и, может быть, яростно счастливому помочь яснее и острее осознать свое счастье. Если это хоть на капельку удалось - счастье мое безмерно.