Всем смертям назло

Сестра прибавила шаг, испуганная криком Сергея.

...Таня опоздала. Запыхавшаяся, вбежала в палату, протянула руку с цветами и остановилась: кровать Сергея была пуста.

Цветы упали на пол. - Давно? - дрогнул голос. - С полчаса, - успокоил Егорыч. - Ты не волнуйся, все будет как надо. Приходила сестра, говорила: операция идет успешно. Чувствовал он себя хорошо, ночью спал. Таня собрала цветы, шагнула к кровати. На смятую влаж-: иую от пота подушку положила букет.

- Где операционная?

- По коридору прямо. Подожди здесь, туда не пустят.

- Я там... - И, не договорив, убежала.

Сергей успел просчитать до двух, и по краю огромной "швы, висящей над ликом, быстро побежал вниз головой Мизерно маленький человечек. "Так это ж я!" - удивился он, а человечек, взмахнув руками-паутинками, оторвался от лампы и, кувыркаясь, полетел в пустоту. На мгновение Сергей почувствовал, лак от его тела отделяются конечности. Потом они вернулись, появилось острое ощущение рук.

"Ру-у-у-ки-и-и! - зашумело в голове. - Они со мной!" Сергей сжал кисти, хрустнули суставы пальцев, и руки, поплыли в воздухе, отрываясь от тела. "Не хочу!" - рванулся Сергей и не успел сказать. Из-под спины ушла опора, и он рывком провалился в черную бездонную яму.

"Конец!" - вспыхнула на мгновение мысль и тут же, неосознанной, погасла, не вызвав ни страха, ни сожаления. Тяжелый наркотический сон завладел им.

5

По дороге домой и дома, играя с сыном, Григорий Васильевич, как ни старался прогнать от себя мысли о новом больном и предстоящей операции, сделать этого не мог.

"А вдруг сдаст сердце?.. Отложить операцию? Я буду веселиться, а у него откроется артериальное кровотечение и... Уж этого-то я себе никогда не прощу!"

И сегодня, подходя к зданию больницы, Кузнецов сильно волновался, так, как никогда за все годы своей хирургической практики.

"Мы еще повоюем!" - подзадоривал и ободрял он себя. Григорий Васильевич решительно открыл массивную больничную дверь. Запах лекарств пахнул ему в лицо, возвращая к обычному и прогоняя волнение.

Но в лредоперационной, посмотрев на свои руки в стерильных перчатках, он снова ощутил что-то похожее на страх.

Кузнецов подошел к окну, выглянул на улицу. Сплошной лавиной двигались нарядные колонны демонстрантов. Казалось, яркая радуга легла на плечи людям и трепетала всеми своими беспорядочными, перепутанными цветами.

- Григорий Васильевич! - позвал ассистент Карделис. - Больной на столе.

Кузнецов резко повернулся от окна и пошел в операционную. В его глазах еще метались знамена первомайских колонн, но думами он был уже там - рядом с больным. А когда Кузнецов сказал: "Скальпель!" - все постороннее исчезло. Остался человек, распластанный во весь рост на жестком операционном столе, под ослепительным светом ламп, его пульс, дыхание, самочувствие.

Операция началась с небольшой заминки. Делая неглубокий надрез вдоль ключицы, Кузнецов остался недоволен скальпелем. Он попросил заменить инструмент. Ассистент Карделис удивленно вскинул брови, но, очевидно поняв настроение коллеги, одобрительно улыбнулся: "Смелее, Гриша!" Вслух он сказал:

- Помни nervus vagus [Nervus vagus - блуждающий нерв (лат.)].

"Ох уж этот чертов блуждающий нерв! Лежит себе рядом с артерией и в ус не дует. А попробуй задень его! Нет, нет, никаких казусов! Предельная осторожность и точность. Ошибка на миллиметр может оборвать жизнь. Карделис понимает это. Иначе не напомнил бы лишний раз. Заметил, что я волнуюсь. Подбадривает: "Смелее..." С ним хорошо. А он мне верит? Не верил - не пошел бы ассистировать. Вот-вот должна показаться вена. За ней артерия. Пока можно работать немного быстрее".

Григорий Васильевич на миг разогнул спину, и операционная сестра ловким движением салфетки вытерла пот с его лица.

"Сейчас начнется главное". Минуя многочисленные кровеносные сосуды и нервы, он должен был добраться до артерии, ничего не задев, подвести под нее шелковую нитку и перевязать.

В операционной стало душно. Сергей в глубоком наркотическом сне.

- Пульс? - спросил хирург, продолжая опасный путь к артерии.

- Норма!

"Надо обойти вену и пучок нервных волокон сверху".

- Меньше обнажай вену, может лопнуть, - предупредил Карделис.

Скальпель по миллиметру, на ощупь движется к цели. На его кончике жизнь больного.

"Не вскрыв вены, до артерии не доберешься", - думает Кузнецов и говорит об этом помощнику.

- Вижу, они почти срослись...

Сосуд действительно может лопнуть. Его пораженные током стенки потеряли эластичность и могут не выдержать давления крови. "Что делать?"

- Вскрывай! - посоветовал Карделис. - Другого пути нет. Видишь?

Кузнецов скорее почувствовал, чем увидел то, к чему он вот уже в течение часа подбирался. Кончик скальпеля, словно щупая, осторожно прислонился к стенке артерии и тут же был откинут упругой, пульсирующей волной. Нервные волокна, как паутина, обволокли сосуд. Тронь одну такую паутинку и... Их надо отвести в сторону, отсечь живое от живого, не повредив ни нерв, ни артерию.

Какой-то миг Кузнецова терзают сомнения: "Невозможна это совершенно невозможно..."