- Ты литературных способностей за собой не замечал? Стишки там, рассказики то есть.
- Нет... У нас и в роду-то такого не было. Почему вы меня спрашиваете об этом?
- Хорошая бы специальность для тебя...
- Писать - это не специальность. Для этого талант нужен. Да и писать-то чем?
- Да-а-а... А там, чем черт не шутит, может, он у тебя есть?
- В школе как-то поэму написал и влип с ней...
Мысль свою Сергею не пришлось закончить. В палату вошла дежурная сестра и ахнула с порога:
- Сережа, ты всю ночь не спал! Вижу! Тебе же операция сегодня! Боже ж мой! Ты знаешь, что Кузнецов с нами сделает!
- Тихо, сестричка, без паники! - подмигнул Сергей. - О содеянном знаем мы да вы... Мы молчим как рыбы, вы... дабы не навлечь гнева... И все шито-крыто!
- Смотри! - опешила сестра. - Ты и шутить, оказывается, можешь! А я думала...
- Сонечка, я еще и не то могу! И даже песню знаю: "Все равно наша жисть полома-а-та-я-а-а..."
- Поломатая... - передразнила Соня. - С такой-то женой!.. Она тебе до ста лет умереть не даст! Где берутся такие? - повернулась сестра к Егорычу. - Стоит вчера Таня перед Кузнецовым и упрашивает взять у нее лоскуты кожи для пересадки Сергею. Объясняет ей врач, что не приживется чужая кожа на стопе, а она свое: "Какая же я ему чужая?"
10
- Дуры мы, бабы! Набитые дуры! - зло говорила раскрашенная медсестра из соседнего, терапевтического отделения. - Думаешь, случись что с тобой, он бы метался так? Дудки! Да он бы проведать не пришел!
- Зачем так говорить о человеке, не зная его? - возразила Таня.
- Погоди, узнаешь, бабонька! Выздоровеет, он тебе покажет! Знаем мы таких! Не морфинист, так алкоголик... Ты думаешь, спасибо скажет! Жди... Пинков надает, свет в овчинку покажется. А как же! Нервный... Все они такие... нервные.
- Не такой он, Вера! Не такой! Ты просто обозлилась на мужчин. Один тебя обманул, а ты думаешь - все подлецы!
- И-их, Танька!.. Смотрю я на тебя и думаю: неужели ж ты, молодая, красивая, мужика себе не найдешь? Пойми - с инвалидом всю жизнь жить. На люди выйти стыдно. Гордости женской в тебе нет!
- Гордость разной бывает! - сдерживая гнев и обиду, выкрикнула Таня. Иные и подлостью гордятся! Мне своей любви нечего стыдиться!
- Ха, любовь!.. Где ты ее видела! В кино заграничном? Ромео!..
- Плюешь ты, Вера, в душу, а зачем?.. Сама не знаешь. Ослепла ты, что ли, со зла на свою жизнь?
- Непонятная какая-то ты... - медсестра опустила голову, задумалась. Пятый месяц около него... Спишь где попало, на полу, в инвалидской коляске... лишь бы рядом с его койкой... Неужели не хочется в кино, на танцы?..
- Успеем. У нас еще все впереди!
- А куда-то ты ездила вчера? - подозрительно сощурила глаза сестра.
- В собес, пенсию оформляла.
- Тю-у-у... А Пинский-то наш распинался: "Вот и кончилась поэма. Ищи ветра в поле! Теперь ее сюда палкой не загонишь! Пошутила, и хватит..."
- Как пошутила?! - остолбенела Таня.
- Дите ты несмышленое, что ли? Ну, люди думали - бросила ты его, бросила... Понимаешь?..
Таня раскрыла рот и не смогла выговорить слова. Ее будто ударили по голове чем-то тупым и тяжелым. Вспомнила, как вчера, когда она возвращалась с шахты, где была по Делам Сергеевой пенсии, к ней подбежала лаборантка больницы и с расширенными от удивления глазами спросила:
- Как?.. Ты вернулась?
Тогда Таня не поняла ни ее вопроса, ни удивления. Ей было некогда. Она спешила к Сергею, которого впервые за время болезни не видела почти сутки.
А уже в больничном коридоре, почти у дверей палаты, ее встретила санитарка тетя Клава. Всплеснула руками, обняла, расцеловала в обе щеки и заплакала.
- Что с Сережей? - испуганно охнула Таня.
- - Да ничего, глупышка, ничего... все славно вышло... - вытерла слезы улыбающаяся санитарка.
Только теперь поняла Таня виденное вчера. Ей вдруг стало стыдно. Стыдно за людей, усомнившихся в ее чувствах к мужу. Будто не они оскорбили ее недоверием, а она сама сделала что-то подленькое и низкое.
- Страшная жизнь у таких, как ты, Вера... - тихо сказала Таня. - Будто не люди вы, а волки. И понятия у вас какие-то другие.
11
А дни шли своим извечным чередом. Шли так, как им и положено идти самой природой. Операция на стопе Сергея прошла блестяще. Кузнецов надеялся, что через месяц он сможет встать на ноги и сделать свои первые шаги. Хирург ждал этого дня, как праздника.
Для Петровых наступили мучительные дни, полные тревог, раздумий, искании: как жить дальше? Порой Сергею казалось, что новый путь найден, выход есть. Но стоило вникнуть в детали, как непреодолимой стеной вставало: нет рук, совершенно беспомощен... И все рушилось. Отчаяние предательски шептало на ухо: "Спета твоя песенка, парень!" Хотелось вскочить и закричать что есть мочи: "Шалишь, стерва! Я еще допою свою песню!" Но в душу вновь прокрадывалась жалость к себе, возвращались сомнения: а может, и вправду спета эта песня, называемая жизнью?