Всем стоять на Занзибаре

Поздоровавшись, шкипер проа велел сразу надеть на Сугайгунтунга плавучий скафандр, поскольку под покровом тумана хотел сбросить их к берегу ближе, чем предполагалось вначале. Дональд не стал оспаривать мудрость этого решения. Все отодвинулось, внутри стало пусто, и осталось только тупое отчаяние при мысли о возвращении домой. Тот Дональд Хоган, который жил в самой богатой стране мира, навсегда потерян, и кто знает, как среагирует на чужую жизнь и чужое окружение незнакомец, носящий теперь его имя.

Нынешний Дональд апатично подчинился, просунул безвольные руки и ноги Сугайгунтунга в гибкий пластиковый скафандр и нажал клапаны на баллонах с воздухом. В сознание ученый придет не раньше чем через час.

Он досконально проверил закрепленное на скафандре снаряжение: капсулы окраски воды, радио- и сонарные маяки на случай крайней необходимости, спасательные штормовые леера, таблетки с микроэлементами и, главное, с железом, нож… После недолгого раздумья он вынул из ножен на поясе Сугайгунтунга нож и отдал его шкиперу. Еще в лагере Джога-Джонга ученый сказал, что передумал. Для подстраховки следует его обезоружить, хотя едва ли немолодой человек, ослабленный недавней болезнью, способен оказать сопротивление опустошенному убийце.

Так же апатично он натянул собственный скафандр, и шкипер отрядил одного из своих людей связать их с Сугайгунтунгом штормовыми леерами. Нельзя рисковать, чтобы, когда они будут качаться на воде, их разнесло волнами.

Шкипер объяснил Дональду, что на воду их спустят в течение, которое понесет их вдоль самой глубокой части пролива, где залегла подлодка. На расстоянии нескольких миль наготове стоят корабли с баз на Изоле, чтобы, если потребуется, нанести отвлекающий удар по порту, который, по сведениям Джога-Джонга, используют для ремонта и заправки китайские корабли. Это будет серьезным нарушением водного пространства и нейтралитета Ятаканга, но отступничество Сугайгунтунга с лихвой оплатит такую малость. Однако руководство исходило из того, что такого вмешательства не потребуется.

А потом их выбросили через поручни импровизированной веревочной люльки, которая почти без всплеска опустилась за борт, вместе – шпиона и перебежчика.

Матросы, едва различимые за завитками тумана, помахали им на прощание, и проа растворилась в темноте. Они остались одни во вселенной зыбких очертаний и ряби.

Мы здесь уже, наверное, час… Нет, если верить наручным часам, тридцать пять минут.

С нехорошим предчувствием Дональд напряг глаза и увидел в точности то, что ожидал увидеть, – ничего. Подпрыгивание на волнах сводило с ума, грозило укачать: в лагере Джога-Джонга он ел плохо, хотя глава повстанцев особо следил за тем, чтобы питание было сбалансированным, а его люди – здоровыми. Но монотонная кормежка отбивала аппетит. Сейчас он пожалел, что не набил себе желудок чем-то безвкусным вроде простого вареного риса, так как голодная резь в животе уже начинала брать верх над тошнотой.

Они правда смогут нас тут заметить, подойти к нам, благополучно взять на борт?

Какой толк напоминать себе, что именно так выкрали из страны, а затем заслали назад Джога-Джонга, или что ценность Сугайгунтунга вынудит власти дома избрать самый безопасный из имеющихся путь. Остальная вселенная казалась бесконечно далекой, словно бы сам контакт между этим местом и каким-либо другим вообще невозможен. Разбегание галактик достигло своего предела: отделенные друг от друга пропастью, которую не способен пересечь свет, и они в свой черед тоже начинали распадаться.

Неужели окажется, что оно того стоило? Неужели окажется, что я спас народ Ятаканга от чудовищного обмана, как заверил меня Сугайгунтунг?

Но это было еще в Гонгилунге. В лагере Джога-Джонга ученый заговорил о возвращении, отказался в конечном итоге сотрудничать.

Почему я не допросил его, чтобы узнать о причинах?

Он попытался замаскировать ответ от себя самого и потерпел неудачу.

Потому что испугался. Если я подло сыграл на суеверии, если я против его воли воспользовался положенной мне по традиции наградой, то предпочел бы этого не знать. Как можно дольше мне хочется верить, что он бежал по доброй воле.

Стон. Кровь застыла у него в жилах. На мгновение разгоряченное воображение услышало в этом слабом звуке приглушенный туманом вой патрульной сирены. Казалось, вечность прошла, пока он не справился с собой и не понял, что это Сугайгунтунг произнес какое-то слово на ятакангском.