Не сознавая, что делает, он толкался, бил кого-то ногами и кричал вместе со всеми, едва замечая, пинает он мужчину или женщину, белого или афрама. У него над головой прогремел еще один залп из газовой пушки, и ухающая музыка смолкла на полутакте. Запашок газа достиг Дональда и из человека превратил в животное. Размахивая руками, не соображая, кто его ударяет, лишь бы была возможность дать сдачи, он стал пробиваться к группе людей, которая как раз врезалась с другого конца улицы в толпу, несшую его самого.
С воем турбин на крыши садились тюремные вертолеты – эдакий непотребный гибрид паука и стервятника – и забрасывали сети, чтобы унести в них бунтующих. Дональд то охал, то сухо рыдал, то и дело вмазывал кому-то, кого-то пинал ногами и не чувствовал ответных ударов. Вдруг перед ним возникло темное лицо, показавшееся ему чем-то знакомым, но думать он мог только о парне, которого полил из газового баллончика, того, чья сестра из мести на него напала, и пришлось ударить ее по лицу, разбить ей губы в кровь. От ужаса он принялся дубасить стоящего перед ним человека.
– Дональд! Перестань, Дональд. Перестань!!!
Из лопающихся при ударе о стены гранат снова потек газ. Дональд лишился сил работать кулаками, и это вернуло ему толику здравомыслия, прежде чем он потерял сознание.
– Норман, – произнес он. – О Господи… Норман. Мне так…
Извинение, тот, у кого оно испрашивалось, и говорящий – все унеслось в никуда.
В гуще событий (7)
Статус истинного искусства