Директор Института Безумных Идей, заканчивая вечерний моцион, шел расслабленной походкой по сырому асфальту и глубоко дышал. Этот перерыв в суточном рабочем цикле он особенно ценил, потому что мышечная разрядка вызывала чудесный отлив крови от головного мозга. При этом все суетные связи в мозгу рвались, и сторожевой центр имел возможность очень свежо поработать на свободе. Высшее наслаждение наступало дома, под душем, когда из всего комплекса идей и задач, которыми был загружен сторожевой центр, как бы случайно выделялась какая-нибудь одна. И не просто выделялась, а почти всегда имела вид законченного решения.
- Жена с детьми сегодня в театре, - бормотал он про себя, позаботиться некому, так надо не забыть взять в ванную табуретку с бумагой и карандашом. А то шлепай потом голый до письменного стола...
Рассмеявшись этой мысли, Директор хозяйским глазом оглядел издали свой институт, мимо которого, как всегда, лежал его путь.
- А ведь это в лаборатории Знатока, - увидел он в двух окнах слабое мерцание. - Вернулся и даже ко мне не заглянул. На износ работает.
Он прошел несколько шагов, размышляя о том, какой беззаветный вол науки этот Знаток и что бы такое предпринять, чтобы вывести его из этого самоубийственного режима. Еще один, последний взгляд на окна заставил его отшатнуться и замереть.
Едва тлевший в окнах лаборатории свет сделался вдруг ослепительным и выплеснулся далеко наружу. Долетел треск и звон. Обожгла лицо и заставила зажмуриться волна сильно сжатого воздуха.
Только на один миг стало оглушительно тихо, и в этой тишине раздался рядом негромкий голос:
- Что и требовалось доказать.
Директор огляделся. Рядом никого не было.
В институте заголосила пожарная сирена.
В соседнем медицинском учреждении закричал новорожденный.