Всемирная история болезни

Теперь я уже хмурюсь им, как непонятливым ученикам:

– И это говорите мне вы, мои самые первые, самые проницательные? Вы должны, как дети, чувствовать каждый опошленный образ, уметь его пожалеть, поднять с земли и стряхнуть с него пыль.

И делаю вид, что только и всего – убираю со стола.

Гости мои заоконные смущаются, перешёптываются, ещё о чём-то спросить желают.

– А рыба-то, рыба, – слышу я и открываю кран. Вода с наслаждением обрушивается на пирамиду грязной посуды.

– Эй, автор, что-то ты излишне постмодернизируешь окружающую действительность!

– А? – теперь мне кажется, что я ослышалась из-за шума и плеска. – Иронизирую?

Закрываю воду и подхожу к окну.

Но ангелы, как нашкодившее мальчишьё, пятятся, хихикая, знают, что мне их уже не достать. Пятятся, пятятся и вот уже совсем растворяются в акварелях белых ночей.

Пойдите прочь, милые, я буду мыть посуду в тишине!