Положение это, конечно, быстро изменилось бы, если бы Александр потерпел поражение. Действительно, он был в таком положении, при котором ему нельзя было потерпеть неудачи, и потому многие, даже замечательные историки позволили себе говорить о великом предприятии, которое началось весной 334 г. до н. э. переходом войска через Геллеспонт, как о безумно смелом приключении, которое будто бы удалось благодаря целому ряду невероятнейших случайностей. Но такой взгляд оказывается совершенно ложным, и выказалось бы полнейшее непонимание личности великого македонского монарха, если принять в соображение только тот энтузиазм, тот юношеский, поэтический порыв, который, несомненно, руководил его действиями вначале и проявился в нем, как во многих истинно великих людях, и при этом не признать, что лишь весьма немногие деятели в истории человечества были одарены в равной с Александром степени способностью ясно видеть и сознавать ту действительность, которая их окружала. Он реально относился и к людям, и к жизненным явлениям; это вполне ясно видно не только в воинской стороне его деятельности, но и еще более в том, как он устроил завоеванное им царство и как им управлял.
Никогда еще навстречу азиатскому войску не выступало войско даже приблизительно равное войску Александра, и притом так прекрасно дисциплинированное. В нем было около 40 тысяч человек при полной соразмерности отношения между пехотой и конницей. Ядро македонских национальных войск, при нем легковооруженные войска из подчиненных Македонии земель, и весьма умеренное количество эллинских союзных войск, 7 тысяч гоплитов, 600 тяжеловооруженных всадников, 5 тысяч наемных гоплитов и 1,5 тысячи фессалийской конницы. Главное начальство над этой армией Александр принял на себя на деле; для предводительствования отдельными частями у него были в распоряжении опытнейшие военачальники, выросшие под знаменами его отца; кроме того, он мог воспользоваться всеми успехами, которые были сделаны военным искусством последней четверти века. Он сосредоточил все свои силы, готовясь нанести удар на суше, и тот небольшой флот, который был в его распоряжении, играл лишь незначительную роль.
И персы не уступали ему в своих военных приготовлениях; при персидском дворе греческие беглецы играли видную роль, и их совета слушались в военных делах. Особенным влиянием у царя пользовались в это время два выходца с Родоса, Ментор и его брат Мемнон — люди весьма способные. Успели воспользоваться и опытом похода Кира Младшего, и благоприятным временем, и набрали довольно значительное число греческих наемников; на это потратили лишь небольшую часть бесполезно и бессмысленно нагроможденных в царской казне груд металла, которые позднее, в большой своей части, достались в добычу победителю. Но противовесом к влиянию греческого элемента служило самомнение, предрассудки и необычайная медлительность в делах, присущие туземной персидской знати. Оба эти влияния беспрестанно сталкивались то в том, то в другом вопросе, так что нередко решение зависело исключительно от прихоти царя. Вот почему один из афинских выходцев, Харидем, дерзнувший не вовремя, со свойственным афинянину свободомыслием, подать совет о замене туземных войск наемными греческими, тотчас был казнен. Разгневанный царь схватил его за пояс и тем подал своим рабам знак, чтобы они его прикончили.
Первая победа на азиатской почве была одержана при маленькой фригийской речке