Всемирная история. Том 13 Эпоха английской революции

Как только штандарт был воздвигнут и его величество и другие лорды расположились около него, королевский герольд приготовился огласить прокламацию о подавлении мятежа графа Эссекса, поднявшего против него вооруженные силы. Для этой цели король нуждался в помощи и содействии всех своих возлюбленных подданных... После прочтения прокламации вся толпа начала кидать вверх свои шляпы и кричать «Боже, храни короля» и т. п.

Вскоре после этого король послал палатам свое послание (следующего содержания):

«С невыразимой скорбью в сердце созерцаем мы смуту в нашем королевстве. Наша душа до глубины полна боли, пока мы не нашли средства предотвратить те беды, которые в виде гражданской войны готовы обрушиться на весь наш народ. И хотя все наши попытки, имевшие целью устранить несчастные разногласия между нами и двумя нашими палатами парламента, предпринимавшиеся нами со всем усердием и искренностью, до сих пор оставались без того успеха, на который мы надеялись, тем не менее, наша постоянная и серьезная забота о сохранении о<бществен-ного мира такова, что мы не теряем мужества для применения всех мер, которые с благословения милосердного Господа могут положить твердое основание миру и счастью всех наших добрых подданных. Замечая, что многие недоразумения возникли вследствие посланий петиций и ответов между нами и двумя палатами парламента и что эти недоразумения могли бы быть счастливо предотвращены каким-либо иным путем соглашения, при котором предмет разногласий мог бы быть лучше уяснен и свободнее обсужден, мы полагали бы целесообразным для этой цели предложить вам, чтобы несколько подходящих лиц- были уполномочены вами вступить в переговоры с таким же числом лиц, назначенных нами, таким способом и с такой свободой обсуждения, которые могут наилучшим образом привести к тому счастливому концу, которого хотят все добрые люди,— к миру в королевстве. В течение этого времени, как мы обещаем королевским словом, все те лица, которые будут посланы к нам, если вы дыберете для переговоров то место, где мы находимся, будут в полной безопасности и в благоприятных условиях...».

Парламент получил королевское послание 25 августа. Предложение о переговорах принято не было.-Точнее, члены парламента выдвинули свои условия: прежде королю необходимо взять обратно прокламации и декларации, -«которыми граф Эссекс и обе пала-, ты парламента, а также их сторонники и помоцдаики и все люди, которые им повиновались и исполняли их распоряжения и указания согласно своему долгу, объявляются изменниками», а также опустить штандарт, поднятый в осуществление указанных прокламаций.

Напряжение у воюющих сторон возрастало.

ПРЕСВИТЕРИАНЕ И ИНДЕПЕНДЕНТЫ

Парламент уже с самого начала гражданской войны имел важные преимущества. В его руках находились все сколько-нибудь значительные порты и флот, а значит, и контроль над морскими коммуникациями. Благодаря тому, что парламент владел Лондоном, его людские и материальные ресурсы превосходили значительно королевские.

Но для победы этих преимуществ, конечно же, было недостаточно. Очень многое зависело от способности парламента возглавить революционные массы, которые могли бы вести борьбу до конца. Однако именно этого не хотела и боялась значительная часть парламента.

Уже ранее обозначившийся при обсуждении билля об уничтожении епископата раскол в парламенте к концу первого года гражданской войны привел к образованию в его составе двух партий — партии большинства, которая главным образом опиралась на лондонскую консервативную верхушку буржуазии и оппозиционно настроенную часть аристократов, и партии меньшинства. Последняя состояла из мелких и средних сельских дворян, которые представляли интересы средней буржуазии.

Представители первой партии видели в войне только средство достичь соглашения с королем и добиться некоторых уступок.

Вторая партия была готова довести войну до по-

г

бедного конца и до полного разгрома короля и кава леров, опираясь при этом на революционно настроенные массы.

Эти две политические группировки получили названия двух основных течений в пуританстве. Партия большинства была названа пресвитерианской (пресвитерианство имело большое распространение среди лондонских купцов и банкиров). Партия меньшинства стала называться индепендентской. Это радикальное течение пуританства было очень распространено в среде мелкого джентри, ремесленников и фригольдеров Средней и Восточной Англии.

ДВА ЭТАПА ПЕРВОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Как правило, ученые-историки первую гражданскую войну (1642—1646) делят на два этапа:

1) с 1642 до лета 1644 г., когда парламент преимущественно занимал оборонительную позицию, а военная инициатива находилась в основном в руках короля;

2) с лета 1644 по 1646 г., когда инициатива в военных действиях была полностью на стороне парла-

. мента.

Первое крупное сражение парламентских сил

- «круглоголовых» с «кавалерами» произошло 23 октября 1642 г. при Эджгилле. Парламентское ополчение было близко к тому, чтобы нанести поражение королевским вооруженным силам, однако главнокомандующий парламентской армией граф Эссекс намеренно давал возможность роялистам выходить из боя без значительных потерь. Он проявил явное нежелание нанести королю решительный удар, хотя для этого имелись все возможности. В результате король укрепился в Оксфорде — всего в 50 милях от Лондона.

В этом же сражении было обнаружено превосходство роялистов в решающем тогда роде войск — кавалерии.

А вот как описывали сражение при Эджгилле его очевидцы, приверженцы короля (J. Rush worth. The Historical Collections..., v. V, pp. 33—35):

приказ потребовать сдачи Бенбери и в случае отказа осадить этот город с 4000 пехотинцев и 4 пушками. Но в этот вечер было принесено известие, что мятежники решили оставить город; однако это не было настолько достоверно, чтобы вызвать какое-либо изменение прежних приказов. Но в воскресенье в 3 часа утра поступило определенное сообщение, что туда направляется со всей поспешностью вся армия мятежников, которая расположилась в Кейнтоне в трех милях от Эджгилла. Вследствие этого король дал немедленный приказ всей своей армии со всей поспешностью двинуться к Эджгиллу, находившемуся в 4 милях от ближайшего расположения (королевского войска)... Как только мы вступили на вершину Эджгилла, с которой открывается вид на Кейнтон, мы увидели армию мятежников, которая строилась в ряды и приводила себя в боевой порядок. Вслед за этим королевская конница спустилась с горы и привела себя в боевой порядок; так же сделала и пехота, получив приказание сойти к подножию горы; но прежде чем это было сделано и прибыла королевская артиллерия, было уже больше двух часов пополудни...

Артиллерия обеих сторон работала очень энергично; первыми открыли огонь мятежники. Стычка началась между двумя крыльями конницы; конница мятежников не выдержала нашего нападения и четверти часа и обратилась в бегство; наши люди преследовали и истребляли противника на расстоянии трех миль... В то время, как это происходило, пехота противника в центре встретилась с полками королевской гвардии и предприняла на них атаку. У нас был при этом захвачен королевский штандарт (его знаменосец был убит) и были взяты в плен лорд Уиллогби и его отец... После того, как левая сторона нашей пехоты была приведена в расстройство, поколебалась и остальная часть армии. К этому времени правое крыло нашей конницы возвратилось с преследования мятежников, будучи в некотором беспорядке после этого преследования... Наша конница остановилась, быстро привела себя в порядок и двинулась вперед... К этому времени стало так темно, что наше главное командование не решилось предпринять атаку из боязни принять друзей за врагов. Мы отступили на вершину холма, откуда пришли, вследствие преимущества этого места: мятежники — в деревню, где они стояли в предшествующую ночь...

Мятежники потеряли в сражении свыше 70 человек офицерского состава — корнетов и офицеров; мы потеряли 16 офицеров, но ни одного корнета.^Наша конница вернула обратно не только штандарт, но и несколько наших офицеров. Число убитых с обеих сторон точно неизвестно, но несомненно, что мы убили пять на одного...

На следующий день после сражения граф Эссекс, найдя свою армию крайне ослабленной и потерявшей мужество вследствие сильного удара, который она получила от армии его величества, уехал в замок

Уорвик. В ту же ночь остальная часть его сил также частным порядком направилась туда же в сильно расстроенном виде. Получив об этом известие, принц Руперт на следующее утро предпринял их преследование, но они все вошли в Уорвик или рассеялись, прежде чем он их настиг. Однако его высочество взял

25 подвод и экипажей мятежников, нагруженных амуницией, медикаментами и прочей поклажей, часть из которых он увез, а остальное сжег...».

Главной причиной слабости парламентской армии было то, что она состояла преимущественно из наемников, которые за деньги были готовы служить кому угодно.

Это понял Оливер Кромвель, сражавшийся под Эджгиллем во главе им самим набранного отряда в несколько десятков крестьян кавалеристов.

Крбмвель говорил в те дни полковнику парламентской армии Гемпдену: -«Ваши отряды состоят большей частью из старых, дряхлых -военных служак и пьяниц, а их (т. е. королевские) отряды — из сыновей джентльменов... Неужели вы думаете, что эти низкие и подлые люди когда-либо будут в состоянии помериться силами с джентльменами?»

Кромвель утверждал, что без революционного воодушевления войск парламент не сможет одержать решающей победы, и в этом с ним нельзя было не согласиться.

Если же говорить об отношении к этой гражданской войне пресвитериан, то его достаточно красноречиво характеризует письмо парламентского генерала Уоллера к роялисту Хоптону, которое было написано накануне предстоящего между ними сражения.

•«Мое расположение к вам,— говорилось в письме пресвитерианского военачальника,— остается столь неизменным, что даже линия фронта не может разрушить мои дружественные чувства к вам. Великий бог ведает, с каким отвращением я шел на эту службу и с какой ненавистью я смотрю на эту войну без врага».

Конечно, настроения подобные этому, не могли не отражаться пагубно на состоянии парламентских войск. В конечном итоге они могли привести к гибели дело революции.

Действительно, уже к лету 1643 г. положение парламента приблизилось к критической черте. Парламентская армия Эссекса, с трудом продвигаясь к Оксфорду, резиденции короля, таяла на глазах от дезертирства и эпидемий.

В то же время король Карл I продолжал наращивать свои силы. Уехавшая в 1642 г. во Францию, королева возвратилась обратно с людьми, снаряжением и значительными денежными суммами. Парламентская армия Уоллера, которая блокировала роялистов на Западе, оказалась почти полностью уничтоженной.

26 июля 1643 г. роялисты заняли второй по величине порт Англии — Бристоль.

На Севере армии короля удалось нанести круп-_: ное поражение парламентским силам, находившимся

под командованием Фердинанда и Томаса Ферфаксов. В руках «кавалеров» оказался весь Йоркшир.

К осени 1643 г. у короля созрел план концентрической атаки Лондона с трех направлений. Так, с севера должна была наступать армия герцога Ньюкас-ля, в центре — войска, которыми командовал племян-₍ ник короля принц Руперт, а с запада — корнуолль-

ские отряды.

В это время во многом решалась судьба революции. И тут в который раз на помощь пришли народные массы. Лондонская милиция, которая состояла в основном из столичного плебса, с невероятной быстротой проделала марш через все королевство на за-) пад, придя на помощь осажденному роялистами

Глостеру. Город был спасен.

25 октября, на обратном пути в битве при Ньюбери стойкие ополченцы смогли выстоять перед роялистской кавалерией под началом принца Руперта, в то время как парламентская кавалерия была сметена ее сокрушительным ударом.

«Около этого времени,— писал современник,— судьба парламента казалась столь печальной вследствие огромных потерь как на западе, так и на севере ¹ и вследствие большой убыли армии его превосходи

тельства от болезней, что ничто, кроме благословения божьего, не могло выправить ее... Глостер подвергался осаде большой и храброй армии. Его превосходительство находился в это время в 80 милях оттуда с истощенной и почти ничтожной армией; каждый день . приходили ложные известия, что город взят, чтобы лишить его мужества идти к нему на помощь... Мы пошли в Ньюбери, и когда приблизились на расстояние двух миль от города, то могли рассмотреть на холме I силы противника; вся их армия, предупредив нас,

* вошла в Ньюбери и завладела городом. Но на сле-

¹ дующий день с рассветом был дан приказ, чтобы мы

¹ шли на холм вблизи Ньюбери, называемый Бигмхилл.

Когда его превосходительство увидал, Что эта вершина занята уже войсками неприятеля, он предпринял

¹ яростную атаку на него во главе своего полка, выбил

противника с холма и удержал его весь день, скорее расширяя, чем утрачивая свои позиции. Около этого времени подошли два лондонских полка городского ополчения, которые с бесстрашной решимостью противостояли атакам конницы и пехоты».

В этой битве было захвачено три знамени королевской армии. Одно из них представляло из себя арфу с королевской короной, на другом был изображен ангел с пылающим мечом, поражающий дракона, и надпись: чНикто, кроме Бога». На третьем было французское изречение: «Мужество во имя дела».

С наступлением ночи конница и пехота короля выстроились, готовые в любой момент начать атаку. Готовилась к бою и артиллерия. Однако под утро король отступил. _

В то же время в так называемой Восточной ассоциации (объединение пяти восточных графств — Норфолка, Сеффолка, Эссекса, Кембриджа, Герт-форда, возникшее в конце 1642 г.) в схватках с «кавалерами» отличились йомены-кавалеристы, которых возглавлял Кромвель. 11 октября 1643 г. они одержали значительную победу в сражении под Уинсби, сначала отразив угрозу вторжения «кавалеров» в пределы ассоциации, а затем перейдя в наступление, в результате чего от роялистов вскоре был освобожден весь Линкольншир.

В конце концов, на стороне парламента выступила Шотландия, которая послала ему на помощь армию количеством в 20000 человек. Со своей стороны английский парламент обязался ввести по примеру Шотландии государственную пресвитерианскую церковь, а также взял шотландскую армию на свое содержание.

«Шотландская армия», вступившая в Англию,— писали современники,— состоит приблизительно из 18 000 пехотинцев, 3000 кавалеристов и от 500 до 600 драгун.

Генерал Левен, находясь на пути к Бервику, запросил, готов ли идти с ним комитет, назначенный для того, чтобы направиться в Англию с армией, говоря, что он не перейдет пограничного моста до тех пор, пока не прибудет комитет. 13 января 1644 г. названный комитет прибыл в Бервик, и тогда генерал со своей экспедицией приготовился отправиться в поход».

Война поставила перед парламентом главный вопрос: к чему сводится конечная цель его военной политики? И тут оказалось, что пресвитерианское -большинство палаты общин больше всего боится военной победы над королевской армией, поскольку это может вызвать революционную инициативу народных низов как города, так и деревни, которые и без того «сверх меры осмелевшие». В нескольких городах произошли перевороты, в результате чего вместо роялистски настроенной правящей олигархии к власти пришли выходцы из менее состоятельных, но более демократических кругов.

О мотивах желания пресвитериан ограничить вооруженный конфликт с Королем оборонительной тактикой в 1644 г. довольно недвусмысленно сказал граф Эссекс:

«Является ли это той свободой, которую мы взялись защищать, проливая нашу кровь?.. Потомки скажут, что для освобождения их от гнета короля мй подчинили их гнету простого народа».

Поэтому тактика парламента в это время сводилась к тому, чтобы добиться минимально приемлемых для себя уступок с помощью мирных переговоров, которые, кстати, не прекращались на протяжении всей гражданской войны — в 1643, 1644, 1645 и 1646 гг., а не пытаться победить его с помощью низов.

Обсуждался в парламенте и еще один вариант: достичь своей цели с помощью шотландцев.

В одном из самых крупных в гражданской войне сражений — при Марстон-Муре, около Йорка, которое произошло 2 июля 1644 г., благодаря военному таланту Кромвеля и мужеству его отрядов парламентская армия одержала блестящую победу. В плен было захвачено множество пленных, а также военные трофеи.

Вместе с тем порочная тактика затягивания войны, осуществлявшаяся пресвитерианскими военачальниками на Юге и Западе, практически свела на нет результаты этой победы. Заново укомплектованная армия Уоллера потерпела вторичное поражение; армия Эссекса была разгромлена, а сам Эссекс чуть не попал в плен. При этом его ближайший помощник граф Манчестер, который под своими знаменами имел около 20 тыс. человек, даже не двинулся с места.

«Названный граф,— заявил в парламенте Кромвель,— всегда отрицательно относился к сражениям, был против окончания войны силой оружия...».

Да и сам Манчестер не раз открыто говорил: «Если мы разобьем короля 99 раз, он все-таки останется королем, как и его потомство после него. Если же король разобьет нас хотя бы один раз, нас всех повесят, а потомков наших сделают рабами».

Такая военная тактика пресвитериан только затягивала войну, а революции угрожала гибелью.

Однако, возвращаясь к сражению при Марстон-Муре, нельзя не отметить, что оно со всей очевидностью продемонстрировало боевой дух и мужество парламентской армии.

Ярким подтверждением этому может служить воспоминание одного из участников этой крупнейшей во время гражданской войны в Англии битве (Thomason Tracts, British Museum, E. 2/1):

⁴ «К вечеру в субботу, 30 июня, мы получили надежные сведения, что принц Руперт со своей армией находится в Бароубридже, в 12 милях от Йорка, и что он намеревается на следующий день дать нам сражение. Вследствие этого мы решили в эту ночь и на следующее утро снять осаду (Йорка), чтобы быть в состоянии встретить крупные силы, готовые напасть на нас, надеясь возобновить осаду после отражения сильного противника. Вы легко поверите, что в городе была большая радость и многочисленные манифестации после удаления войск, которые так долго окружали город со всех сторон. Сердца многих из нас поистине были подавлены тяжестью, усматривая в этом акт провидения, как бы указывающий на божественное недовольство нами. Однако Господь милостиво дал нам понять неосновательность наших сомнений и упадка духа...

В понедельник, 1 июля, со всеми нашими силами мы выступили в Хессаммур (на южной стороне реки Узы) с надеждой встретиться там с принцем Рупертом на пути его в Йорк. После полудня наша армия была приведена в боевой порядок и наши солдаты были полны радости, ожидая сражения с врагами, ибо наши разведчики заверили нас, что принц со своей армией будет проходить по этому пути. Однако принц Руперт, понимая наши приготовления к встрече с ним, прошел по другой стороне реки и пошел на Йорк для облегчения пострадавшего населения этого города. Вследствие столь печального разочарования наши сердца были полны печали...

Во вторник утром наша пехота с артиллерией получили распоряжение идти по направлению к Тедкас теру... Когда шотландцы, маршировавшие в этот день в авангарде, почти достигли Тедкастера, и пехота графа Манчестера находилась в двух или трех милях от Марстона..., неприятель со всеми своими силами возвратился в Мур. Прежде чем наша пехота могла вернуться назад, противники заняли Мур (весьма благоприятную позицию)... Наш доблестный командир Лесли проявил свои военные способности с неустанной энергией..., наша армия была приведена в боевой порядок к 6 или 7 часам,..

Нашим отличительным знаком была белая бумага или носовой платок на наших шляпах; нашим лозунгом был < С нами Бог». Знак неприятеля заключался в том, что они были без лент и шарфе», их лозунгом был «Бог и король»...

Наша армия, двигавшаяся вниз по холму несколькими частями, была похожа на множество густых облаков. Она была разделена на бригады по 800, 1000, 1200 и 1500 человек. Неприятель, как сообщали некоторые пленники, был устрашен нашим приближением, не ожидая никакой атаки до следующего утра. При приближении пехоты графа Манчестера после небольшой перестрелки с обеих сторон мы заставили противника оставить в беспорядке живую изгородь, где они потеряли 4 пушки. Лорд Ферфакс со своей бригадой на правом фланге также выбил противника из живой изгороди, отбив у них их артиллерию.

До этого времени генерал-лейтенант Кромвель с большой храбростью производил одну атаку за другой и привел в расстройство две из самых храбрых бригад конницы на правом крыле противника... Наша конница и пехота с неустрашимым мужеством обратила правое крыло неприятеля в бегство, захватив как их артиллерию, так и амуницию. Наше левое крыло продолжало с возобновляющейся энергией проявлять свою храбрость: оно атаковало каждую часть, оставшуюся на поле битвы, пока все они не были совершенно расстроены и не обратились в бегство; наши люди преследовали неприятеля около трех миль почти до самого Йорка».

Трудное положение народа, которое в связи с гражданской войной еще больше ухудшилось, а также рост его недовольства на некоторое время ослабили позиции пресвитериан в парламенте. Использовав этот факт, инденпенденты во главе с Кромвелем добились принятия парламентом плана коренной реорганизации армии. Так, например, вместо территориальных отрядов милиции и отрядов наемников было решено создать единую регулярную армию «нового образца», которая бы вербовалась из добровольцев в подчиненных парламенту графствах, с единым, централизованным командованием, а также содержанием войск за счет государственного бюджета.

Согласно этому плану, все находившиеся в армии члены парламента должны были отказаться от своих командных постов на основании так называемого билля о самоограничении от 19 декабря 1644 г.

«Постановлено и т. д., что в течение этой войны,— говорилось в билле,— ни один член обеих палат не должен занимать или выполнять каких-либо командных должностей, военных или гражданских, установленных или одобренных одной или обеими палатами парламента, или какими-либо властями, получившими полномочия от одной или обеих палат. В соответствии с этим должно быть издано надлежащее узаконение».

К весне 1645 г. план парламента о коренной реорганизации армии был проведен в жизнь. Армия «нового образца» численностью в 22 тыс. человек, в том числе 6-тысячный отряд кавалерии, в который влились и «железнобокие» Кромвеля, стала ударной силой парламента. Для армии были характерны пуританский энтузиазм и революционный порью. Во главе ее стояли офицеры, среди которых было немало представителей низших слоев населения. Так, например, полковник Прайд — бывший извозчик, полковник Хьюсон — в прошлом сапожник, полковник Фокс когда-то был мастером-котелыциком и т. д.

Новая армия была полна решимости вступить в борьбу с королевскими силами. Ее командующим был назначен 33-летний Томас Ферфакс, который до этого возглавлял парламентские силы на Севере.

На основании закона о самоограничении все военачальники-пресвитериане были удалены из армии. Единственное исключение было сделано для члена парламента Оливера Кромвеля. К этому времени г»паяя о нем шла по всей стране. В армии Кромвель остался в качестве командующего кавалерией, а также помощника Ферфакса.

Таким образом, командование армией оказалось в руках индепендентов.

Опираясь на самоотвеженность и массовый героизм крестьян и городских ремесленников, одетых в солдатские мундиры, армия «нового образца», централизованная и дисциплинированная, решила исход гражданской войны в пользу парламента.

Сокрушительный удар по «кавалерам» она нанесла 14 июня 1645 г. в сражении при Нэзби в Нортгемптоншире. Огромная роль в этом сражении принадлежала кромвелевской коннице «железнобоких», которая обрушилась на фланг и тыл роялистской пехоты.

Неизвестный автор так писал о битве при Нэзби (Thomason Tracts, Е. 288/28):

«Утром в пятницу к нашей армии, которая строилась для преследования короля, направлявшегося к Лейстеру, прибыл генерал-лейтенант Кромвель. Конница при его приближении подняла громкие крики радости по поводу его прибытия. Отряд нашей конницы был послан в Дэвентри на разведку: когда и каким путем отправилась армия короля; он взял несколько пленных и ночью отправился в Гилсборо в 6 милях От Харборо — главной квартиры короля. Авангард нашей конницы и арьергард королевских войск находились в трех милях друг от друга до наступления рассвета, когда разведчики обеих сторон сделали салют друг другу, и наша армия приготовилась идти вслед за королем для встречи с его войсками. Люди короля, осознавши наше скорое приближение и то, что они не могут уходить от нас с такою же быстротою, с какой мы их преследуем, ибо у них было около 300 повозок, решили воспользоваться преимуществами местности на большом холме на поле в Нэзби, около 9 миль от Норсемптона... Около 9 часов утра в субботу,

14 июня, мы сошлись с ними в битве при большой решительности с обеих сторон. Правое крыло короля предприняло первую атаку на наше левое крыло и вытеснило его в некотором беспорядке с его позиции. Наше правое крыло сделало то же самое по отношению к их левому крылу. В центре в это время обе армии вели упорную борьбу друг с другом: наша пехота при первой атаке захватила позицию неприятелей и при некоторых потерях с его стороны, однако она была оттеснена их конницей, которая при вторе# атаке привела наших в некоторое расстройство. Благодаря усилиям наших боевых офицеров, наш центр был скоро выстроен опять и в то же время вновь было приведено в порядок наше левое крыло, и вся наша армия во всех частях путем энергичных атак в течение почти часа привела армию неприятеля в такое -замешательство, что все люди короля были оттеснены от их артиллерии, а наше правое крыло, используя свое преимущество, которое они получили вначале, обратило королевскую армию в общее бегство...».

В этой битве роялисты потеряли 5 тыс. пленными, почти 300 повозок, из которых 12 были с артиллерией.

Как сообщает тот же неизвестный автор, «неприятели увезли с поля битвы за мост в Харборо лить 6 двуколок и повозок, одна из которых была взята в городе нашей (кромвелевской) конницей, а другие взяты за милю от города. Много повозок было нагружено богатой добычей, другие — оружием и амуницией; было около 50 возов мушкетов, пик, пороха, зажигалок и снарядов, много чемоданов, которые наши солдаты скоро опустошили, что они также сделали и с повозками, везшими разного рода амуницию».

Сам король в этом сражении едва спасся бегстве»!. Он бежал на Север и 5 мая 1646 г. сдался в плен шотландцам, рассчитывая таким образом сыграть на англо-шотландских противоречиях.

Однако шотландская сторона посчитала более выгодным выдать Карла английскому парламенту. За это парламент обязался выплатить ей 400 тыс. ф- ст. (официально в качестве возмещения за военные расходы».

Так закончилась первая гражданская война.

Оливер Кромвель родился 25 апреля 1599 г. Его родиной был Гентинг дон — центр одноименного графства, провинциальный город с населением не более 1000—1200 человек.

Род Кромвелей являлся представителем местной элиты еще со времен Реформации.

Прадед Оливера, Ричард Уильямс, родовому имени предпочел фамилию своего дяди Оливера Кромвеля (в его честь, кстати, и был назван будущий герой Англии), который при короле Генрихе VIII являлся могущественным временщиком. В 1540 г. Ричард неплохо отличился на рыцарском турнире, посвященном четвертому по счету бракосочетанию короля Генриха VIII, чем немало потешил стареющего сластолюбца. В награду он был пожалован королем в рыцари. Кроме того, как свидетельствуют старинные хроники, Генрих VIII подарил Ричарду перстень с бриллиантом.

Впоследствии Ричард Кромвель не забыл отплатить королю за эту ласку. Так, он вовремя сообщил правительству о готовящемся заговоре католиков и, мало того, сам принял активное участие в его подавлении; он послужил королю своей шпагой в войне с Францией.

Под властью Ричарда находились три аббатства, д ва приорства, а также владения женского монастыря в Хинчинбруке. Годовой доход его недвижимости ровнялся 2500 ф. ст.

Видимо, это сыграло не последнюю роль в том, что он смог добиться руки и сердца дочери лорда-мэра Лондона.

Сын Ричарда, Генри, которого прозвали Золотым рыцарем, на развалинах монастыря Хинчинбрука построил великолепный дворец, украсил его заморскими гобеленами, картинами и вазами.

Он был человеком гостеприимным, являлся другом англиканской церкви и преклонялся перед королевой Елизаветой, за что и был пожалован ею рыцарским званием и, кроме того, она навестила Генри в Хинчинбруке.

Женился Генри опять-таки на' дочери лондонского мэра.

Детям, а их у Генри было одиннадцать — шесть сыновей и пять дочерей — от него осталось неплохое состояние. Хинчинбрук достался старшему сыну Оливеру, тому самому дяде и крестному отцу родившегося в 1599 г. младенца.

Необходимо отметить, что Оливер был не из тех, кто неустанно заботится о фамильном состоянии, и как результат — вскоре оно было пущено по ветру. В этом нет ничего удивительного, если учесть, например, что только на один прием короля Якова I, кото-

рый проездом из Шотландии в Лондон заглянул к нему на несколько дней, сэр Оливер, дабы не упасть лицом в грязь, а еще больше хвастануть своей щедростью и удовлетворить свое тщеславие, потратил не одну сотню фунтов стерлингов.

Короля здесь действительно встречали по-королевски. На торжество были приглашены все именитые люди Хантингдона и Кембриджа. Был устроен пир с дорогими испанскими винами, с музыкой и представлениями, а на лугу перед замком можно было лицезреть рыцарский турнир. Не забыли и про охоту на благородного оленя. Перед самым отъездом король получил великолепные дары: большую золотую чашу, чистокровных арабских скакунов, а также свору лучших борзых и стаю ловчих соколов.

Достались подарки и придворным.

А вскоре Хинчинбрук пришлось продать.

Роберт, будущий отец Оливера, являлся младшим сыном в семье Генри, и согласно тогдашним порядкам, в наследство получил только небольшую долю отцовских владений. Его годовой доход составлял около 300 ф. ст., и если учесть, что в разное время он занимал должности мирового судьи и бейлифа города Гентингдона, то эту сумму никак нельзя назвать большой.

Вполне возможно, что именно этим объясняется его убеждение в своей «бедности», а также приверженность Реформации, благодаря которой его род не испытывал финансовых затруднений. Отсюда, вероятно, и ненависть к католикам-папистам, поскольку с восстановлением в Англии католицизма пришло бы и восстановление монастырей, а кроме того возвращение им конфискованных земель.

Роберт Кромвель вел скромную, деловую жизнь. Он разводил скот на бывших церковных, которые теперь принадлежали ему, пастбищах, сеял хлеб и варил пиво.

Самым влиятельным человеком в семье Оливера была мать — Элизабет Стюард, которая воспитывала детей в атмосфере пуританского благочестия, то и дело повторяя, что «каждый поступок на виду у Господа». Элизабет родилась в семье преуспевающего норфолкского джентльмена, который разбогател на роскупке монастырей. В качестве приданого ей достались годовая рента в 60 фунтов стерлингов и пивоварня.

По мнению современников, она не была красавицей, но считалась женщиной волевой и умной. Оливер родился, когда его матери было 34 года. После него в семье появились еще пятеро детей, но двое, Генри и Роберт, вскоре умерли. Воспитывался Оливер в окружении шести сестер.

Пуританских правил придерживался и школьный учитель Оливера Томас Бирд, в школу к которому Оливер был отдан, когда ему исполнилось семь или восемь лет. < Добрые государи были очень редки во все времена»; -«Даже величайшие и наиболее могущественные из них не избавлены от карающей десницы Всевышнего — они, как и простые смертные, подчинены гражданскому закону» — учил Бирд, который получил в Англии определенную известность благодаря своей книге «Театр божьих кар, переведенный с французского и снабженный более чем 300 примерами» (1597 г.). В этой книге доказывалось, что за все свои грехи люди несут достойное наказание уже в своей земной жизни, а вся человеческая жизнь изображалась как непрерывная борьба между Богом и силами тьмы.

Учение и взгляды Томаса Бирда оказали большое влияние на молодого Кромвеля, и многими наставлениями своего учителя он позже нередко руководствовался как в жизни, так и в политике.

Ну и, конечно же, Бирд учил Оливера и его сверстников читать букварь и первые английские книги: стихотворное переложение псалмов, Евангелие, Катехизис, молитвенник. Позже к этому перечню добавились Цицерон, Овидий, Вергилий, Плавт, Гораций, Ювенал. В школе изучались арифметика и геометрия, начатки логики и риторики.

В 1616 г. Кромвель поступил в наиболее пуританский среди колледжей Кембриджа — Сидней-Сас-секс-колледж. Было это 23 апреля, в тот самый день, когда в Стратфорде-на-Эйвоне умер великий Шекспир.

Все преподаватели колледжа ненавидели папистов. Согласно внутренним правилам, студенты не имели права носить длинные или завитые волосы, пышные воротники, бархатные панталоны и прочие украшения. Кроме того, студентам нельзя было посещать городские таверны и увеселительные заведения, щ-рать в карты или кости.

Учил Оливера профессор богословия доктор Сэмюэль Уорд, человек, уже известный хотя бы тем, что участвовал в переводе на английский язык Библии, избирался делегатом кальвинистского собора в Дордрехте. Кроме того, он был автором нескольких анти-католических трактатов.

С ним студентам было нелегко, поскольку Уорд требовал от них строжайшей дисциплины, а при малейших проступках их публично секли в зале.

Впрочем, проучился Оливер здесь только год. Как свидетельствуют современники, куда больше книг его интересовали охота, плавание, верховая езда, стрельба из лука и фехтование. Правда, были у него к любимые предметы — история и математика. Особенно нравились ему <Всемирная история» Рэли.

Однако не нежелание учиться вынудило его оставить колледж. Причина была в другом. Дело в том, что летом 1617 г. умер его отец (а через несколько недель и его дед — отец матери), и Кромвель вернулся домой, чтобы помочь матери вести хозяйство. Да и другого выбора у него не было, поскольку в семье из восьми человек он остался один мужчина.

Оливеру до совершеннолетия оставалось три года, и семье грозила опасность попасть под так называемую «королевскую опеку». А это грозило бесконечными платежами, штрафами и повинностями. Но оказалось, что Роберт, человек умный и рассудительный, свое состояние завещал не сыну, как это можно было ожидать, а жене. И Элизабет с помощью влиятельных родственников удалось доказать на суде, что выкуп за имение уже был произведен — еще тогда, когда умер «золотой рыцарь» сэр Генри. Таким образом, дело было выиграно.

В 1619 г. Кромвель оказался в Лондоне, где начал изучать право. К сожалению, где именно и с каким успехом учился Оливер, сказать трудно, поскольку источники не сохранили для нас никакой информации. Зато известно, что в августе 1620 г. он женился на старшей дочери богатого лондонского торговца мехами Элизабет Буршье, которая была почти на два года старше Кромвеля.

Венчание состоялось 22 августа 1620 г. в церкви святого Джайлса, которая находилась недалеко от дома Буршье.

Вскоре Кромвель с молодой женой вернулся в Ген-тин'гдон. Последующие двадцать лет Кромвель был полностью поглощен заботами сельского сквайра, а также отца большого семейства. Достаточно.сказать, что в течение одиннадцати лет его жена Элизабет подарила своему супругу семерых детей. Один ребенок, правда, умер, а шестеро—4 сына и 2 дочери—выжили.

Впрочем, сказать, что в эти годы Кромвель быт далек от политической и общественной деятельности было бы неверно. В его доме часто собирались друзья, здесь находили пристанище преследуемые пуритане. Разговоры, нередко перерастая в споры, конечно же, велись о политике.

Особенно тесная дружба связала Кромвелся с доктором Генри Даунхоллом, с которым они когда-то вместе учились в университете и который согласился стать крестным отцом одного из детей Кромвеля. О последнем свидетельствует и сохранившееся пись-со Кромвеля, адресованное Даунхоллу:

■«Моему достохвальному доброму другу, господину Генри Даунхоллу.

Хантингдон, 14 октября 1626 г.

Милый сэр!

Вы меня очень обяжете, если согласитесь быть крестным отцом моего ребенка. Я должен бы сам приехать к вам, чтобы пригласить вам по всем правилам, но обстоятельства мне не позволяют, извините меня.

Днем ваших хлопот будет следующий четверг. Позвольте просить вас прибыть в среду.

Получается, что я опять покушаюсь на вашу благосклонность, тогда как следовало скорее выразить вам мою благодарность за ту любовь, которую я уже нашел в вас. Но я знаю, что ваше терпение и вашу доброту не сможет исчерпать

ваш друг и слуга Оливер Кромвель».

Вскоре Кромвель тесно сблизился и со своим бывшим учителем и наставником доктором Бирдом.

В 1628 г. он был избран членом парламента от Гентингдона, а этой чести удостоиться было не так-то просто. Кстати, Кромвель был избран именно в тот парламент, который принял известную «Петицию о праве» и который вскоре был распущен королем.

Любопытно отметить, что первая фиксированная речь Кромвеля в парламенте была посвящена защите пуританских воззрений его учителя Томаса Бирда, который немало потерпел гонений со стороны прелатов англиканской церкви за обличение нашедшего теплое место при дворе паписта. «Доктор Алабастер в церкви святого Павла проповедовал открытый папизм,— говорил Кромвель.— Достопочтенный доктор Бирд хотел его урезонить, тогда епископ Винчестерский вызвал его к себе, выразил недовольство и приказал не перечить «Алабастеру».

nr

Речь Кромвеля возымела свое действие. Парламентом был выпущен протест против «чрезвычайного роста папизма», в Англии, а также Шотландии и Ирландии.

Можно также отметить и тот факт, что Кромвель был одним из тех ослушников, которые отказались подчиниться кооолю прервать заседания парламента

2 марта 1629 г.

Однако вскоре пришлось возвращаться домой. Но и здесь о спокойной жизни думать не приходилось. Дали о себе знать финансовые трудности. Мало того, определенные проблемы создал отказ Кромвеля приобрести рыцарское звание, за что пришлось уплатить штраф в 10 ф. ст. Но Кромвель прекрасно понимал, что раздача рыцарских званий — всего лишь способ пополнить казну в обход парламента.

В это время некоторые важные изменения произошли в политической жизни Хантингдона. Если раньше городом управляли два бейлифа (представители короля, которые осуществляли администратиувную и судебную власть) и общинный совет в составе 24 человек, избиравшийся ежегодно, то с 15 июля 1630 г., согласно королевской хартии, этот совет распустился и заменялся мэром и 12 олдерменами, которых избирали пожизненно. Естественно, это не могло не вызвать недовольство горожан. На одном из городских собраний выступил и Кромвель, который, будучи йо-обще человеком несдержанным и грубым, часто подвергающимся внезапному гневу, доходящему до исступления, наговорил много резкостей мэру.

Это привело к плачевным результатам. В Тайный совет была написана жалоба, и 2 ноября Кромвеля арестовали и отправили в Лондон. Занимавшийся этим делом граф Манчестер осудил Кромвеля за грубость, но иск прекратил после того, как последний пообещал извиниться и кончить все миром.

Конечно, после этого случая попасть в новый парламент Кромвелю можно было даже не мечтать.

В мае 1631 г. Кромвель продал все свои владения и из родного города переехал с семьей в Сен-Айвес. Однако вместо прежнего статуса фригольдера он получил должность арендатора чужой земли.

В 1636 г. умер дядя Кромвеля Томас Стюард, оставив ему в наследство значительное состояние. Кромвель, у которого врачи отмечали 4крайнюю меланхолию», как бы воспрянул духом и вскоре пере ехаЛЧй Или, где сразу стал одним из самых видных сквайров округа. Еще бы, теперь в его распоряжении было девяносто акров церковной земли, восемь акров пастбищ, доходы от церковной десятины, хорошая усадьба с большим домом, конюшней, амбарами и огородами f

В это время Кромвель все чаще заявляет о себе как о принципиальном и умном политике. Поэтому вполне закономерно, что в 1640 г., когда Карлом I был созван парламент, прозванный «Коротким», поскольку заседал всего лишь три недели, Оливер Кромвель был одним из двух представителей Кембриджа, являющихся членами палаты общин.

Некоторые его современники, чьи политические взгляды были полной противоположностью взглядам Кромвеля, отзывались о нем не очень лестно.

Вот. например, как писал о нем роялист и придворный Карла I Филипп Уорик:

ч Однажды утром я вошел в палату... и у виде л говорившего джентльмена, которого не знал. Он был очень скромно одет, в простой суконный костюм, сшитый, по всей видимости, плохим деревенским портным, его белье было из простого полотна и не очень чистым... лицо его было одутловатое и красное, голос — резкий и неприятный, но его речь была полна пыла...».

Однако было немало людей, которые придерживались несколько иного мнения относительно этого «неряшливого сэра».

Вот, например, что говорил один из лидеров оппозиции Джон Гемпден:

«Этот неряшливый человек, которого видите перед нами, лишенный красноречия... если мы, не дай Бог, дойдем до разрыва с королем... в этом случае будет одним из величайших людей в Англии».

Необходимо отметить, что этого парламентского оратора, который действительно не очень искусно владел словом, назначали членом многочисленных парламентских комитетов. Мало того, его выступления по самым острым вопросам политической борьбы всегда имели широкоий резонанс.

Когда готовился исторически важный документ, известный сегодня под названием «Великая ремонстрация», дебаты продолжались 15 часов без перерыва. Наконец большинством всего лишь в 11 голосов она была принята. В этот момент Кромвель произнес свою знаменитую фразу: «Если бы «Ремонстрация» была отвергнута, я на следующее же утро продал бы все, чем владею, и больше никогда не увидел бы Англии», имея в виду, что навсегда бы оставил ее.

Англия оказалась на пороге гражданской войны. Король оставил столицу, которая перестала ему повиноваться, и отправился на север страны. В это время политическая активность Кромвеля возросла еще больше. Являясь членом многочисленных парламентских комитетов, он рассматривал бесконечное множество различных дел. Вскоре к политическим заботам он принял на свои плечи и заботы военные.

29 августа 1642 г., после того как Карл I поднял свой штандарт в Ноттингеме, этим самым объявляя парламенту войну, Кромвель начал формировать отряд кавалерии на рыночной площади Гентингдона.

Необходимо отметить, что до этого армии у парламента не было, как вообще не было регулярной армии в Англии. Да, собственно, она и не нужна была стране, в которой вот уже второе столетие царили мир и спокойствие. В случае опасности созывалась милиция — местное ополчение, для войны явно не годившееся.

В сентября у капитана Кромвеля уже собралось

- 60 добровольцев. Набор в армию проходил повсеместно, и вскоре главнокомандующий парламентскими войсками граф Эссекс смог поставить под свои знамена 20 тысяч человек.

Наконец военные успехи Кромвеля заставили говорить о нем с уважением даже его врагов. Это тем более интересно, поскольку Кромвель не имел никакого военного опыта не только в качестве командующего, но даже обыкновенного рядового солдата. Впрочем, речь ведь идет не об обыкновенной войне, а о революционной, и здесь Кромвель предварительно прошел неплохую школу.

Как уже отмечалось выше, во время гражданской войны Кромвель пришел к убеждению, что парламентской армии необходимы не солдаты-наемники, а люди, которые боролись бы на его стороне «по убеждению», «божьи люди».

Кромвель говорил Гемпдену: «Ваши (парламентские) силы по большей части состоят из старых, дряхлых военных служак и пьяниц... а их (королевские) — из сыновей джентльменов, младших сыновей и почтенных людей... Вы должны набрать людей такого духа, который бы заставил их вести себя по-джентльменски».

Таких людей Кромвель искал в Восточной Англии, в графствах, которые являлись одним из оплотов Долгого парламента.

Проповедник Ричард Бакстер так писал о Кромвеле: «Он особенно заботился о наборе в свой отряд религиозных людей. Эти люди обладали большим пониманием, чем обычные солдаты, и поэтому больше представляли важность и последствия войны. Они воевали не ради денег, а во имя того, что считали своей целью,— общественного блага».

В июне 1643 г. сэр Джон Хотэм, который вначале воевал на стороне парламента, а затем оказался в рядах роялистов, жаловался на то, что «полковник Кромвель предпочел ему анабаптиста и что некий капитан Уайт... был в недавнем прошлом йоменом».

Через два года граф Манчестер повторил обвинения Хотэма, заявляя, что Кромвель предпочитает «не тех, кто являлись профессиональными солдатами, и людей с положением, а тех, кто принадлежит к простым людям, бедным и низкого рода, величая их только божьими и драгоценными людьми».

Таким образом, можно сделать вывод, что Кромвель вел в армии подлинно революционную политику.

Можно также отметить, с какой заботой относился Кромвель к своим подчиненным. В одном из писем, адресованных члену парламента Оливеру Сент-Джону, он писал:

г

«Из всех людей я меньше всего желал бы беспокоить Вас по денежным делам, если бы тяжелое положение моих отрядов не побуждало меня к этому. Я теперь готов выступить против врага, который... осадил город (Гулль). Многие отряды лорда Манчестера прибывают ко мне в очень плохом и мятежном состоянии... Наличных средств совершенно не достаточно для их содержания. Мои отряды растут... Из 3 тыс. ф. ст., выделенных мне, я не могу получить часть, причитающуюся с графств Норфолк и Герт-форд... Я прошу не для самого себя. Мои личные средства крайне незначительны, чтобы помочь моим солдатам. Мое имущество незначительно. Я найеюсь на Господа. Я готов пожертвовать своей шкурой, так же, как и мои солдаты. Положитесь на их терпение, но не злоупотребляйте им».

К марту полк, которым командовал Кромвель, вырос до двух тысяч всадников. Одна из лондонских газёт писала о нем:

«Что до Кромвеля, то он имеет 2000 храбрых и хорошо дисциплинированных воинов. Если кто из них побожится — платит штраф в 12 пенсов; если напьется, его сажают в колодки или еще того хуже; если один назовет другого «круглоголовым», его увольняют со службы; так что в тех местах, куда они приходят, все от них в восторге и присоединяются.к ним. Какое было бы счастье, если бы все наши силы были так же дисциплинированны».

Тем временем уже был очевиден раскол в парламенте. К концу 1644 г. Кромвель имел в своем распоряжении много фактов, которые свидетельствовали о том, что занимавшие командные посты в армии пресвитериане не горят желанием довести войну до победного конца, считая для себя невозможным «чрезмерно унизить короля».

Это позволило Кромвелю 9 декабря 1644 г. выступить в парламенте с пламенной речью, в которой были и такие слова: «Настало время говорить или

навсегда сомкнуть уста. Речь идет о спасении нации от кровопролития и — более того — от гибельных условий. Что говорят о нас враги? Что говорят о нас даже те, кто являлись при открытии данного парламента нашими друзьями? Они говорят, что члены обеих палат заняли видные посты и благодаря своим связям в парламенте и влиянию в армии стремятся до бесконечности продлить свое высокое положение и не дают быстро закончиться войне из опасения, как бы вместе с нею не пришел конец и их собственной власти... Если армия не будет устроена иным образом и война не будет вестись более энергично, народ не сможет дольше нести ее бремя и принудит вас к позорному миру../».

Вскоре была создана армия «нового образца», а

10 июня Кромвель стал ее генерал-лейтенантом и через три дня прибыл в ее распоряжение. При непосредственном участии Кромвеля были проведены рекрутские наборы в городах и селениях, в ротах шло обучение, пехотинцам выдали одинаковые красного цвета мундиры. Командирами в армии становились нередко выходцы из низов. В каждый полк были направлены пуританские лекторы, которые, кстати, при необходимости могли владеть оружием.

24 июня 1646 г. сдачей Оксфорда закончилась первая гражданская война. Кромвель с семьей переехал в Лондон. Он поселился в Друри-Лейн, между Сити и Вестминстером, недалеко от таверны «Красный лев».

Необходимо отметить, что его сын Оливер погиб на службе в армии парламента, а две дочери — Элизабет и Бриджет — к этому времени успели выйти замуж: Бриджет — за генерал-комиссара армии «нового образца» Генри Айртона, а Элизабет — за норсемптон-ширского сквайра Джона Клейпола.

К этому времени доходы Кромвеля значительно выросли, так как год назад парламент пожаловал ему две с половиной тысячи фунтов в год за «неутомимую и верную службу».

А в начале 1647 г. Кромвель заболел. Врачи обнаружили у него опухоль на голове, большой абсцесс, который был опасен для жизни. Кромвеля начали посещать мысли о скорой смерти. Однако страхи оказались напрасными, хотя выздоровление шло очень медленно.

В одном из писем, адресованных другу Фэрфаксу, Кромвель' писал: «И я с полной уверенностью признаю, что Господь в своем посещении явил мне силу отца своего. Я осознал в себе смертный приговор, чтобы научиться верить в Того, кто воскрешает от смерти, чтобы не полагаться на плоть свою...».

А в мае Кромвель вместе с генералами Айртоном, Скиппоном, Флитвудом опять направился в армию...

ПОЛИТИКА ПРЕСВИТЕРИАНСКОГО ПАРЛАМЕНТА ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Одержав победу при Нэзби, пресвитериане, которых в парламенте было большинство и которые выражали интересы крупной буржуазии и верхушки дворянства, решили, что революция закончена. С феодальной монархией, которая препятствовала ,-буржуазному развитию страны, было покончено. Новые господствующие классы не только отстояли свою собственность от притязаний феодальной аристократии, но и получили возможность поживиться за счет собственности короны и феодалов.

В 1643 г. началась конфискация владений сторонников короля, так называемых делинквентов (преступников). Затем та же участь постигла земли англиканской церкви и самой короны, которые распродавались по дешевой цене. Это послужило поводом дальнейшего перемещения значительной части земельной собственности Англии в руки буржуазии и джентри.

Вскоре после сражения под Нэзби специальным актом парламент объявил рыцарские держания, т. е. все земли, находившиеся в вассальной зависимости от короны, свободной частной собственностью лендлордов. Платежи королю,-как феодальному сюзерену этих владений, были отменены, а денежные капиталы надежно ограждены от посягательств казны. Случилось это 24 февраля 1646 г.

Что же оставалось в этом случае делать земельным собственникам и крупной буржуазии, поддерживавшей Долгий парламент во время гражданской войны? Несомненно, только одно: поскорее договориться с пленным королем, на каких условиях он согласится придать ареол «законности» захваченной ими власти. Не только пресвитериане, но и дворяне-индепенденты к 1647 г. в значительной степени потеряли свой революционный пыл. Как и пресвитериане, индепенденты во главе с Кромвелем также пришли к выводу, что революция по существу закончена. Их расхождения с пресвитерианами касались только второстепенных вопросов — объема и характера уступок, которые должен был им представить король.

Что же касается интересов низших слоев населения, то они во многом отличались от интересов буржуазии и нового дворянства. С окончанием гражданской войны беднейшие слои населения не почувствовали облегчения своей участи, во всяком случае, в той степени, в какой они этого желали. Буржуазия и новое дворянство освободились от феодальных пут, но они и не подумали раскрепостить поземельную собственность крестьянства, освободить от феодальных платежей копигольд и превратить его в свободное держание (фригольд).

Основная масса крестьянства — копигольдеры — и дальше продолжали оставаться «на воле лорда». По-прежнему сохранялась церковная десятина.

Во многом ухудшилось положение городского плебейства. Налогами стали облагаться многие предметы первой необходимости. Так, например, в мае 1643 г. акцизным сбором были обложены соль, пиво, топливо, ткани и т. д. Акцизы в дальнейшем увеличивались, что, конечно же, вызывало резкое вздорожание жизни.

Была и еще одна причина, которая вызывала резкое недовольство низших слоев общества. Задерживая на долгие месяцы выплату солдатского жалованья, этим самым парламент вынуждал армию жить за счет населения. В результате военных постоев и реквизиций многие крестьяне и горожане были доведены до полного разорения. Кроме того, многочисленные семьи лишились кормильцев, погибших на полях сражений или получивших увечья.

В одной из петиций, посланной в 1643 г. жителями западных графств парламенту, говорилось: «Разве, вам не известно, что наши дома ограблены, что плоды наших долгих трудов отняты у нас... что поля наши лежат необработанными?»

В петиции от жителей города Брентфорд, направленной в ноябре 1642 г. в палату общин, читаем: •«Этим сообщается всему свету, как ваши просители

12 и 13 числа настоящего месяца были ограблены войсками его величества и лишены ряда своих личных вещей: денег, посуды, домашнего имущества и всякого рода других необходимых предметов. Горе наше от этих действий более глубоко, чем просители в состоянии выразить. Рассмотрение вопроса о потерях, достигающих почти 4000 ф., как видно из прилагаемого перечня, наряду с жалким и печальным положением, в которое они ввергнуты, петиционеры смиренно предоставляют суждению и мудрости почтенного собрания».

Население северных английских графств должно, было содержать многочисленные союзные шотландские войска. Ежедневно только два северных графства — Дарем и Нортумберленд должны были поставлять шотландцам 30 тыс. фунтов хлеба, 6 тыс. фунтов сыра, а также пиво и мясо. Военные отряды, оказавшись разбросанными по всей стране, облагали города контрибуциями, разоряли деревни.

Немаловажен и тот факт, что нарушение хозяйственных связей и внутри страны, и с внешним миром, вызванное гражданской войной, привело к затяжному кризису в английской промышленности и торговле. Особенно бедственное положение переживало сукноделие.

В результате этого многие тысячи ремесленников и мануфактурных рабочих были лишены средств к существованию. Уже в 1642 г. 15 тыс. портовых рабочих Лондона, «доведенных до отчаяния» безработицей, направили в парламент петицию, в которой угрожали прибегнуть «к крайностям, которых даже нельзя назвать». В Эссексе и Сеффолке ткачи и прядильщики требовали обеспечить их хлебом, поскольку они голодали. В Лондоне общинный совет официально доложил парламенту, что несчетное множество бедняков-ремесленников находится на грани голодной смерти.

4 Всемирная история, т 13

НАРОДНЫЕ ДВИЖЕНИЯ И РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В АРМИИ

«Стоны бедняков достигают неба, их заставляют кричать нужда и голод, перед которыми бессильны каменные стены...»,— заявил в конце января 1642 г. член палаты общин Го лис, передавая очередную петицию лондонцев. И добавил: «Не будите дремлющего льва».

Но, похоже, обе палаты парламента не очень верили в силу и опасность этого «льва», и делали это совершенно напрасно.

Необходимо отметить, что еще в ходе гражданской войны низы английского общества время от времени поднимались с оружием в руках. Народные волнения, направленные против огораживаний, в 1642—1643 гг. были отмечены в графствах Гертфорд, Ланкашир, Гентингдон, Кембридж, Дорсет и Сомерсет.

В западных графствах были организованы отряды крестьянской самообороны — клобменов (люди с дубинками). Как они сами выражались, их целью было «помочь друг другу во взаимной защите прав и собственности против всех грабителей и всех беззаконий и насилий, от кого бы они ни исходили». Эти отряды были настолько опасны и непредсказуемы, что на их усмирение пришлось бросить войска Кромвеля и Ферфакса.

Если в начале революции низы еще верили в Долгий парламент, то теперь, после нескольких лет гражданской войны, они'Сильно разочаровались в своих надеждах.

Так, например, в одной из петиций 1647 г., которая называлась «Всеобщие жалобы наиболее угнетенных и страдающих общин Англии» находим следующие слова, адресованные парламенту: «Мы, веря в вашу искренность, избрали вас в качестве своих поверенных и защитников. Мы предоставили в ваше распоряжение свое состояние, а вы ограбили и разорили нас; мы доверили вам свою свободу, а вы нас поработили и закрепостили; мы доверили вам свою жизнь, а вы нас ежедневно убиваете и истязаете».

Интересы низов разделяли тысячи солдат армии «нового образца» — в недалеком прошлом те же крестьяне и ремесленники. Поэтому конфликт между

буржуазно-дворянским блоком и низами вскоре вылился в конфликт между армией и парламентом.

' Армия «нового образца» уже давно была для пре

- свитериан «гнездом мятежников и анабаптистов». Как отмечал пресвитерианский проповедник Бакстер, «ее Солдаты стоят против короля и против всякой власти, кроме народной... Они считают короля тираном и врагом. Солдаты убеждены, что если они могут бороться против него, то они вправе и убить его».

Таким образом, становится понятным, почему парламент, как только была одержана победа над королем и «кавалерами», решил расформировать ее. В феврале 1647 г. было принято постановление о роспуске армии. Только некоторую ее часть было решено переправить в Ирландию для подавления разгоревшегося там восстания.

Однако на деле распустить армию оказалось куда сложнее. Солдаты единодушно отказались сдать оружие. Вначале они выдвинули в качестве условий подчинения приказу парламента несколько требований: выплату невыданного жалованья, обеспечение солдатских вдов и т. д.

Но по мере того как обнаруживалась солидарность офицерского состава с парламентом, из солдатских рядов выдвинулись так называемые агитаторы, которые направили конфликт в политическое русло.

В апреле 1647 г. неизвестный автор писал в своем письме из Сеффока в парламент:

«Большинство семейств, у которых квартируют солдаты, может засвидетельствовать их сильно недовольные речи против парламента и их решение про-‘ должать дело с петицией. Я не сомневаюсь, что вы слышали о том, как вел себя полк Айртона на солдатском митинге в Ипсвиче в прошлый четверг; некоторые из солдат выступили с речами и- кричали: «Распускайте всех, или никого! Всех в Ирландию или никого!» Солдаты решили, что если им так плохо платили в Англии, то о них совсем перестанут заботиться, если их отправят в Ирландию... Что касается петиции, то они теперь открыто говорят, что пошлют ее с уполномоченными по два от каждого полка, и ожидают, что тех, кто с ней явится, парламет посадит, и тогда они немедленно начнут морить город голодом и не сомневаются, что найдут в нем столько сторонников, что парламент будет рад выпустить арестованных. Я слышал, они похваляются именами многих подмастерьев и мясников (как своими сторонниками), и если к этому прибавить злонамеренных и недовольных священников и всех тех, кто присоединится к армии, то мы можем очень бояться, что они найдут даже чересчур много сторонников. Имеется опасение, что парламент не встретит сколько-нибудь значительной поддержки со стороны общин, ибо население здесь становится сильно недовольным, и один только слух о продлении налогов вызывает в деревне такое раздражение, что делает народ весьма восприимчивым к выслушиванию недовольных речей солдат. Опасаются, что если армия пробудет здесь еще долго, то число друзей парламента уменьшится до весьма малого, тогда как если парламент настоит на том, чтобы армия была удалена из общин, то его друзья, которые останутся, будут иметь достаточно смелости, чтобы в случае нужды выступить на его защиту, а также смогут не допустить усиления мятежников, которые безусловно подняли бы восстание, если бы армия готова была их поддержать... Солдаты как в Сеффолке, так и в Норфолке твердят одно и то же, а именно, что они боролись все это время за то, чтобы вернуть короля в Лондон, и что они короля в Лондон вернут... Некоторые из солдат не стесняются называть членов парламента тиранами...».

ЛЕВЕЛЛЕРЫ

Необходимо иметь в виду, что в основном расхождения индепендентов с пресвитерианским большинством в парламенте не были принципильными и непреодолимыми. Как правило, борьба на этом этапе революции происходила между пресвитерианами и грандами, с одной стороны, и более радикально настроенными индепендентами в армии, а также левеллерами, выражавшими устремления городских, по преимуществу мелких, самостоятельных тружеников — с другой стороны.

Целью левеллеров было уравнение людей в политических правах, отсюда, кстати, и их название (левеллеры — уравнители). Левеллеры явились одними из главных выразителей недовольства низов социально-политическими результатами революции. Один из представителей этой партии Л. Кларксон писал в 1647 г.: «Ибо кто же являются угнетателями, если не знать и джентри, и кто являются угнетенными, если

не йомен, арендатор, ремесленник и наемный работник?»

Во главе левеллеров стоял уже упоминавшийся выше Джон Лильберн (1618—1657), «великий страдалец за правое дело», которого в народе называли «честным Джоном». В мае 1641 г. Долгим парламентом он был освобожден от тюрьмы.

Принимая участие в гражданской войне и находясь в рядах парламентской армии, Лильберн очень быстро увидел все противоречия между политикой парламента и интересами низших слоев населения, которыми парламент обязывался руководствоваться. В 1645 г. Лильберн оставил армию. «Лучше копать репу и морковь, чем воевать за укрепление власти, которая сделает его (народ) рабом»,— заявил он. В июне того же года уже благодаря стараниям Долгого парламента Лильберн оказался в тюрьме. И именно там, в тюрьме, им было написано немало страстных памфлетов, которые в большой степени содействовали обособлению левеллеров в качестве самостоятельной политической партии.

«Все люди,— писал Лильберн,— по природе равны по силе, достоинству, авторитету и величию. Никто из них не имеет по природе какого-либо превосходства и власти над другими. Они имеют права и могут пользоваться властью лишь тогда, когда эта власть учреждена и дана по общему соглашению или согласию, и она должна быть направлена на пользу и для блага каждого, а не во вред, зло и ущерб для кого бы то ни было... Противоестественно, неразумно, преступно, безнравственно, несправедливо, тиранично и по-дьявольски было бы со стороны любого человека..., духовного или светского, захватить и присвоить себе силу, власть и юрисдикцию для того, чтобы управлять, властвовать или царствовать над людьми без их свободного согласия».

Левеллерская доктрина естественного права и народоправства была несовместима ни с властью абсолютного монарха, ни с властью олигархического парламента.

К лету 1646 г. были определены основные требова-лия партии. В документе, который был назван «Ремонстрация многих тысяч граждан», уже появилась развернутая программа демократического этапа революции:

1) уничтожение власти короля и палаты лордов;

2) верховенство власти общин;

3) ответственность палаты лордов перед народом Англии — ее избранниками;

4) ежегодные выборы в парламент;

5) неограниченная свобода совести;

6) конституционные гарантии против злоупотребления государственной властью путем фиксирования «прирожденных» прав граждан, которые являются абсолютными и неотчуждаемыми.

Один из руководителей левеллеров, Р. Овертон заявил членам палаты общин:

«Мы полностью уверены и не можем забыть, что мы вас избрали членами парламента для освобождения народа от всякого рабства и для сохранения государства в мире и счастье. Для этого мы наделили вас своей властью. Мы могли бы это сделать сами, если бы считали это удобным, но вас избрали (как людей, которым мы доверяем) для того, чтобы избежать некоторых неудобств... Мы, ваши хозяева, а вы наши доверенные лица. Эту правду вы должны знать, ибо если вы или кто-либо другой присвоит власть, которая не вручена нашим доверием и выбором, эта власть будет не более, как узурпаторской, от которой мы любыми средствами стремились бы освободиться, ибо подобная власть не согласуется с действительной свободой».

ПЕРЕХОД РЕВОЛЮЦИОННОЙ ИНИЦИАТИВЫ К НАРОДНЫМ НИЗАМ

Как легко понять из вышесказанного, левеллеры стремились достичь гораздо больших преобразований в обществе, чем какие-либо другие политические силы. Это становилось все более очевидным по мере углубления конфликта между парламентом и армией.

По решению парламента 1 июня 1647 г. должен был начаться роспуск армии. Но революционная армейская организация «агитаторов» воспротивились этому и сорвала замыслы парламента. Полк примкнувшего к «агитаторам» полковника Решгсборо захватил в свои руки всю армейскую артиллерию. Тем временем корнет Джойс, бывший портнлжеский подмастерье, с 500 драгунами овладел замком Холм-би, в котором находился король, и доставил короля в распоряжение армии.

Джойс тут же написал письмо:

•«Генералу Оливеру Кромвелю.

В случае его отсутствия — сэру Артуру Гезльригу или генералу Флитвуду.

Сэр, мы захватили короля, Грейвз бежал... Поспешите ответить нам, дайте знать, что нам теперь делать. Мы решили не подчиняться ничьим приказам, кроме генерала Фэрфакса. Пока мы здесь, мы будем следовать указаниям парламентских комиссаров, если найдем их разумными... Умоляю вас, как можно скорее рассмотрите это дело и решите, как нам дальше поступить; ни днем, ни ночью мы не будем иметь покоя, пока не получим от вас вестей...».

•«Гранды» оказались в невыгодном для себя положении — между все более выходившей из-под их власти революционной армией и ненавидевшими их пресвитерианскими заправилами парламента. Это вынудило армейское индепендентское командование примкнуть к солдатам.

3 июня в расположение армии прибыл Оливер Кромвель. Надо отдать ему должное, он сделал очень многое, чтобы удержать армию в руках партии инде-пендентов. Для вида Кромвель санкционировал создание общеармейского Совета, но вместе с «агитаторами» ввел в него по 2 офицера от каждого полка, а кроме того,— всех полковников и генералов. Совет должен был стать внушительным противовесом парламенту.

Но пресветерианское большинство в парламенте ответило контрударом: был создан Комитет безопасности, который стал переформировывать лондонскую милицию и готовить вооруженные силы для борьбы с армией. В расположение армии поступили сведения, что палата общин связалась с северной армией генерала Пойнтза, пытаясь направить его против главных сил армии.

И тогда солдаты потребовали похода на Лондон. 23 июня «агитаторы» выпустили «Новую ремонстрацию» — настоящий ультиматум парламенту. В ней содержались требования прекратить сбор вооруженных сил, уплатить жалованье солдатам и т. д. В случае нерешения этих вопросов, говорилось в ультиматуме, армия будет вынуждена пойти на чрезвычайные меры.

16 июля в Ридинге состоялось заседание военного совета.

Секоби и другие «агитаторы» призывали к походу на Лондон, потому что в противном случае пресвитериане возьмут власть в свои руки.

«Агитаторам» возражали Кромвель и Айртон. Они боялись слепой ярости и хотели все делать законно и разумно.

В результате долгих споров было решено составить манифест, что-то вроде конституции, в котором изложить основные принципы нового государственного устройства.

В составлении манифеста участвовали Кромвель, Ламберт и Айртон. Озаглавлен он был «Главы предложений, выдвинутые армией». Наиболее важные из глав были следующие:

1) Вето короля должно иметь временный (отлагательный), а не абсолютный характер. Билль, принятый двумя следующими один за другим парламентами, становится законом и без согласия короля.

2) Роялисты, сражавшиеся против парламента, на

5 лет отстраняются от занятия государственных должностей. Контроль над вооруженными силами на время переходит к парламенту.

3) Епископат уничтожается, земли епископов подлежат распродаже.

23 июля «Главы предложений» неофициально были представлены королю. Он обещал их тут же рассмотреть, но неожиданно новые и важные события вмешались в ход дела. В столице пресвитериане призвали на помощь толпу, которая, ворвавшись в Вестминстер, потребовала изгнания индепендентов из парламента. Спикер Ленталл, граф Манчестер вместе с 60 депутатами-индепендентами бежали в расположение армии.

Эти события окрылили Карла, и 28 июля он вернул «Главы предложений» Айртону со словами: «Вы не сможете этого сделать без меня!»

Тогда армия двинулась на Лондон и 6 августа вошла в него без единого выстрела, поскольку воинственно настроенная клика пресвитериан не имела ни вооруженной поддержки, ни поддержки народа.

Кромвель въезжал в город во главе кавалерии. У Гайд-парка их ждали мэр и олдермены. Увидев Фэрфакса, они приблизились к нему, принесли извинения за недавние беспорядки и от имени города поднесли ему большую золотую чашу. Но генерал чашу взять отказался и проехал дальше.

Попытка «грандов» вступить в сделку с королем, чтобы договориться об «окончательной» форме государственного устройства и положить конец дальнейшей демократизации армии, в рядах самой армии вызвала бурю негодования.

«Почему высшие офицеры так любезны с Эшбер-немом и другими главными советниками короля,— говорилось в те дни в одном левеллеровском памфлете.— Почему они становятся перед ним на колени, целуют ему руки и выслуживаются перед ним? О, позор людям! О, какое преступление перед Богом! Неужели можно обращаться так с человеком, который с головы до ног забрызган кровью ваших самых дорогих друзей и солдат!»

18 октября генералу Ферфаксу от имени «агитаторов» пяти армейских полков был вручен документ, озаглавленный «Дело армии в его доподлинном изложении». Вероятно, его автором был Джон Уайльдман, известный в среде лейеллеров оратор и публицист.

«В декларации от 14 июня подчеркивается, что армия взялась за оружие с сознанием того, что она борется за справедливые права и свободы народа,— говорилось в документе.— Она не является армией из наемных солдат, обязанной служить деспотической власти. Однако теперь все стараются убедить ее солдат и агитаторов в том, что они призваны только служить государству, но не смеют, как свободные люди, требовать принадлежащие им права и свободы... Несмотря на все обещания, народ не получил до сих пор освобождения ни от тиранической власти, ни от монополий, ни от несправедливостей закона, ни от десятины, ни от акциза и т. п. Нет никакой надежды, что он это получит в будущем. До сих пор не заложены основы свободы. Для изменения существующего положения необходимо:

1. Чтобы существующий парламент был распущен

через 9—10 месяцев. Новый парламент должен быть избран на основе постоянного закона, который не мог бы быть изменен парламентом...

2. Следует помнить, что всякая власть по происхождению и по существу исходит от народа в целом, и его свободный выбор представителей является основой всякого справедливого правительства; поэтому должно быть установлено, что вся деятельность пар-

- ламента должна преследовать одну цель — обеспечить благосостояние народа...».

Далее в «Деле армии» отмечалось, что в стране должна быть введена письменная конституция — закон, который обязателен для всех правителей и для всех граждан без исключения.

«Число законов,— говорилось в документе,— должно быть уменьшено для того, чтобы все законы вместились в один том. Законы должны быть изложены на английском языке, дабы каждый англичанин мог их понимать».

Кроме политических требований в «Деле армии» выдвигались и экономические требования, которые касались интересов средней руки купцов, ремесленников и крестьян.

«Всякие патенты, грамоты и привилегии, мешающие осуществлению народных прав,— читаем в документе,— должны быть отменены...

Должны быть уничтожены все монополии...

Следует отменить акциз на пиво и другие товары...

Справедливо распределить налоги между народом и богачами, обложив значительными налогами банкиров Сити...».

На основе этих требований армии вскоре был разработан политический манифест левеллеров под названием «Народное соглашение», который представлял собой детальный проект нового государственного устройства Англии.

Самым важным требованием левеллеров было введение всеобщего избирательного права (для мужчин).

О короле и палате лордов в этом историческом документе даже не упоминалось. Высшей властью в стране признавался однопалатный парламент в составе 400 депутатов. Левеллеры требовали содержания за счет государства бедняков, инвалидов и престарелых, уничтожение постоянной армии.

Левеллеры выступали за неприкосновенность частной собственности. Они не отважились открыто произнести слово «республика», но вместе с тем говорили, что решение палаты общин не нуждаются в чьей-либо санкции.

Согласно «Народному соглашению», за народом остается право самому себе избирать способ богослужения и богопочитания, народ нельзя принудить к несению военной службы- Кроме того, его нельзя привлечь к ответственности за что-либо, совершенное и сказанное во время минувшей гражданской войны.

Проект новой конституции королевства — «Народное соглашение»,— вскоре стал знаменем революционных сил армии в борьбе с «грандами». Солдаты требовали немедленного осуществления левеллерской программы.

«Народное соглашение» сыграло большую роль в развитии и углублении революции, несмотря на его мелкобуржуазные иллюзии и ограниченность социальной программы. В тех условиях, когда буржуазия и новое дворянство, одержав победу, стремились остановить революцию на полпути, сохранить возможно больше остатков средневековья, политическая программа левеллеров являлась революционной и прогрессивной. Воплощение ее в жизнь означало бы радикальную чистку страны от пережитков феодо-лизма (монархия, сословный строй, государственная церковь и т. д.) и создание в Англии демократической республики.

КОНФЕРЕНЦИЯ В ПЭТНИ

Трезво оценив обстановку и взвесив все «за» и «против», Кромвель согласился созвать в предместье Лондона — Пэтни общеармейский Совет, которому предложено было обсудить «Народное соглашение».

Заседание Совета армии началось рано утром 28 октября 1647 г. в церкви святой девы Марии на берегу Темзы. На алтарном возвышении стоял длинный стол, за которым сидели офицеры — генерал Айртон, полковник Рейнсборо, рядовые солдаты — члены Совера армии, «агитаторы» Сексби, Аллен,

Локиер, гражданские левеллеры Петти, Уайльдман, проповедники. Фэрфакс отсутствовал — накануне он заболел. ₍

Дошедшие до нас протоколы развернувшихся на заседании дебатов ярко отразили острый конфликт между представителями демократического крыла — левеллерами и их противниками — индепендентами, которые стремились не допустить дальнейшего углубления революции.

Прения открыл «агитатор» Оексби.

«Причиной нашего несчастья,— резко говорил он,— служат два обстоятельства: 1) Мы стремились удовлетворить всех людей, и это было хорошо; но когда мы попытались это сделать, то у всех мы вызва-ли только недовольство, 2) Мы старались угодить королю, но я думаю, что мы ему не угодим никак, за Исключением разве того, что всем перережем глотки; и мы стремились поддерживать дом, который оказался из гнилых досок; я разумею парламент, который состоит из компании разложившихся членов. А лейтенант-генералу Кромвелю и генерал-комиссару Айртону я скажу только одно: доверие к вам и ваша репутация в армии сильно подорваны. И это из-за вашего отношения к королю и парламентской власти...».

Следом выступил Айртон, который был против политики «агитаторов». «Я вижу, что «агитаторы»,— сказал он,— пришли к твердому решению считать себя партией или особым советом, отличным от всеобщего Совета армии... Они, по-видимому, ждут главным образом согласия со стороны других, сами имея мало склонности идти на соглашение путем каких-либо уступок... Я никогда не пойду с теми, кто ищет погибели парламента и короля...».

Кромвель, хотя и высказывался очень осторожно, но не скрывал своего недовольства «Народным соглашением». «Ваши предложения новы для меня,— сказал он «агитаторам».— Они заключают в себе важные изменения в образе правления, а подумали ли вы о последствиях, какие они могут иметь? Не породит ли все это полную смуту?.. Готовы ли умы и чувства людей воспринять эти предложения и провести их в жизнь? Преодолеть все препятствия, которые встанут на нашем пути? А наши обязательства? Ведь армия издавала декларации, где брала на себя определенные обязательства — и по отношению к королю, и по отношению к парламенту. Должны мы их использовать или нет?»

То, на что осторожно намекал Кромвель, открыто выразил Айртон. Ему, как и всем остальным «грандам», принцип всеобщего избирательного права казался гибельным для буржуазной собственности.

«Мне думается,— уверенно сказал он,— что не существует общего для всех права... что никто не имеет права принимать участия в решении дел королевства, кроме тех, кто имеет настоящую заинтересованность в нем (т. е. тех, кто обладает собственностью)... Вы хотите держаться одного естественного закона, но на основании этого закона вы не имеете большего права на этот кусок земли или какой-нибудь другой, чем я; я в такой же мере, как и вы, волен захватить все необходимое для моего пропитания или для моего личного довольства... Я прихожу в ужас от тех последствий, какие может иметь подобное предложение».

Опасения джентльменов и буржуа за судьбу своей собственности так или иначе присутствовали во всех речах «грандов». Заседание заходило в тупик, из которого не было видно выхода.

«Неужели,— спрашивал сторонник левеллеров Рейнсборо,— то обстоятельство, что я беден, дает право меня притеснять?.. Но я хотел бы знать, для чего же тогда сражались солдаты? Очевидно, для того, чтобы поработить себя, чтобы отдать власть богатым людям, земельным собственникам и сделать себя вечными рабами».

После Рейнсборо опять выступил Айртон. Вопрос был слишком серьезен, чтобы просто так сдавать свои позиции.

«Я считаю,— сказал зять Кромвеля,— что никто не имеет права на участие в управлении королевством и в избрании законодателей, если он не имеет постоянного прочного интереса, не имеет собственности. Чтобы человек в силу одного факта своего рождения в Англии получал право распоряжаться землями или движимым имуществом других людей... Как хотите, я не вижу к тому оснований. Лица, избирающие представителей для издания законов страны, должны знать ее местные интересы, то есть должны обладать собственностью. Это самая основа любой конституции, и если вы отвергнете ее, вы пойдете по пути упразднения всякой собственности...».

Под конец заседания встал Кромвель. «Все согласны,— сказал он,— что избирательный закон должен быть изменен и улучшен. Но как это сделать? Если мы будем здесь все вместе спорить, это продлится до бесконечности и мы ни к чему не придем. Лучше передать это дело в согласительную комиссию, и она выработает проект».

Согласительная комиссия собралась на следующий день. Согласно проекту постановления, который она выработала, парламент должен быть распущен в сентябре будущего года, а впредь он собирается на срок не более двух лет и не может быть распущен без собственного согласия. В перерывах между сессиями правление страной принадлежит Государственному совету. Без его согласия король не может созвать чрезвычайный парламент.

ПРЕКРАЩЕНИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ СОВЕТА АРМИИ И БЕГСТВО КОРОЛЯ

1 ноября заседания Совета армии возобновились. Но уже с первых минут заседания стало ясно, что надежд на примирение очень мало.

«Кромвеля и левеллеров,— писал в то время один из журналов, имея в виду переговоры в Пэтни,— можно столь же легко примирить друг с другом, как огонь и воду. Цель одних — народовластие, цель другого — олигархия».

В это время по армии поползли упорные слухи о переговорах короля с шотландцами и даже о возможном его бегстве. В полках начали проводиться сходки. Было решено усилить охрану короля, а многих приближенных короля попросить оставить дворец.

На одном из заседаний капитан Бишоп сказал: «Мы все тут стараемся оберечь того самого Человека Кровавого и те основы тирании, против которых Господь с небес дал столь явные знамения. Я уверен, что это приведет нас к погибели».

Ему вторил Уайльдман: «Разве это разумно и спра

ведливо — наказывать смертью тех, кто, повинуясь приказаниям, вел войну, а потом говорить о милосердии к тому, кто был главным актером в этой игре, кто был великим зачинщиком всего? Не я один думаю, что сохранение короля или лордов несовместимо с безопасностью народа».

Кромвель понял, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Необходимо было срочно принимать какое-то решение. И решение было принято. 8 ноября Кромвель приказал «агитаторам» и офицерам вернуться в свои полки и приступить к исполнению своих непосредственных обязанностей.

Заседания Совета были прерваны. Совет армии прекратил свое существование, а «Народное соглашение» передали комитету, который состоял из одних офицеров.

Тем временем король действительно не сидел сложа руки. И хотя в том, что вскоре произошло, и по сей день осталось немало белых пятен, весь смысл происходящего сводился к следующему.

Еще в августе дальний родственник Кромвеля, который был женат на дочери его кузена Гемпдена, полковник Роберт Хэммонд подал в отставку из армии, так как считал, что «армия, по всей видимости, решила нарушить свои обещания по отношению к королю, и он не хочет участвовать в этом вероломстве». Необходимо также отметить, что, кроме всего прочего, Хэммонд был племянником королевского капеллана.

31 августа он был назначен комендантом острова Уайт, находящегося у южного побережья Англии. Причем, назначение это было произведено по его личной просьбе.

В начале сентября на острове побывал Кромвель. Он имел долгую беседу с Хэммондом, а затем вел с ним постоянную переписку.

11 ноября в Совете офицеров сектант и мистик майор Гаррисон, как некогда Бишоп, назвал короля Человеком Кровавым и призвал к привлечению его к суду.

В тот же день Кромвель отправил коменданту Гемптон-Корта записку:

«Дорогой кузен Уолли! Здесь ходят слухи о готовящемся покушении на особу его величества. Умоляю вас поэтому позаботиться об усилении охраны, чтобы не дать свершиться такому чудовищному деянию».

Комендант Гемптон-Корта показал записку королю, и 11 ноября ночью король бежал. Он прибыл на остров Уайт и попросил Хэммонда укрыть его в Кэ-рисбрукском замке на острове или переправить на континент. Однако Хэммонд заявил, что вынужден взять короля под стражу, о чем тут же было сообщено Кромвелю.

Вскоре о случившемся Кромвель сообщил палате общин, хотя и промолчал о том, что на острове Уайт король был в безопасности и от левеллеров, которые жаждали его смерти, и от шотландцев, которые замышляли его похитить. Он находился в руках родственников Кромвеля, что, несомненно, для Оливера имело большое значение.

15 ноября около местечка У эр, в Герфордшире, должен был проходить общий смотр семи полков. Но, прибыв к месту смотра, Кромвель увидел совершенно другую армию, не ту — послушную, верную ему, которой он когда-то командовал. Брожения в армии со дня на день готовы были вылиться в мятеж. По рукам солдат ходили левеллерские памфлеты, в которых писалось, что Кромвель и Айртон предали дело народа и стали на защиту интересов его врагов.

Мало того, два полка явились на смотр с текстом «Народного соглашения», приколотым к головным уборам. Это уже было слишком.

Тут же был устроен военно-полевой суд. Арестовано было 14 «бунтовщиков». Четырех из них приговорили к смертной казни. Но просьбы некоторых офицеров смягчили Кромвеля. Вместо четырех он приказал расстрелять одного — на кого выпадет жребий. Жребий выпал на рядового Ричарда Арнольда, у которого оказалась самая короткая, роковая соломинка.

Смотры в остальных полках прошли без происшествий, и парламент, выслушав отчет Кромвеля, даже объявил ему благодарность.

А вскоре в армии была произведена чистка. Одни из солдат были изгнаны, другие заключены в тюрьму, третьих удалось подкупить или заставить молчать.

На некоторое время армия опять превратилась в послушное орудие в руках «грандов».

В связи с угрозой нового мятежа «кавалеров» опять установился временный союз индепендентов и левеллеров. Парламент постановил прекратить всякие сношения с королем. Принятый им билль назывался «Никаких обращений». Правда, прошло совсем немного времени, и парламент отменил этот билль и даже принял решение о возобновлении переговоров с королем.

Членов парламента можно было понять. Обстановка в стране была очень напряженной. Роялисты, собрав вооруженную толпу, пытались силой освободить Карла из заточения на острове Уайт. 27 марта, в годовщину воцарения короля, они открыто пили в Лондоне за его здоровье, а 9 апреля вооруженная мушкетами, дубинками, пиками толпа заполнила улицы вокруг Уайтхолла и кричала: «Да здравствует король Карл!»

Против вооруженной толпы была брошена боевая кавалерия, но этим проблема не была решена, поскольку бунты начали происходить по всей стране.

Тревожное положение сложилось в армии. В апреле в Южном Уэльсе взбунтовались отряды полковника Логарна, которые под королевским знаменем направились к Пемброкскому замку.

2 мая к самой границе с Англией подвели свои войска шотландцы. Слухи, что король поддерживает связь с шотландцами, оказались не беспочвенными. Еще в декабре между ними и королем Карлом был заключен договор, согласно которому король обязывался установить в Англии на три года пресвитерианское церковное устройство, а также делал множество уступок шотландцам. Взамен шотландские лорды обещали Карлу возвратить ему с помощью своего оружия трон. Текст договора, завернутый в свинец, был закопан в саду.

Кромвель понимал, что завоевания революции да и судьба Англии висят на волоске, и в конце апреля он покинул Лондон и отправился в ставку армии — в Виндзор. Там, на совещании руководителей армии, в апреле 1648 г. с участием «агитаторов» было принято историческое решение: «Карл Стюарт, человек, запятнанный кровью, должен быть призван к ответу

за пролитую им кровь и за тягчайшие преступления против дела божьего и этой бедной нации»..

Таким образом, судьба короля была решена. Он был официально признан преступником, как этого давно уже требовали левеллеры.

5 мая Совет армии постановил, что «ни этот король и никто из его потомков не будут королями в Англии».

Весной 1648 г. началась вторая гражданская война. Военные действия развернулись в трех изолированных районах: на Юго-Востоке, на Западе (включая Уэльс) и на Севере. Парламентская армия, возглавляемая Кромвелем, подавила мятеж пресвитериан на Юго-Востоке и мятеж реакционного джентри ца Западе.

Победы доставались нелегко. Так, например, осада одного только замка Пемброк, заложенного еще во времена норманнского завоевания, продолжалась два месяца. Замок был построен на узком мысу, глубоко выступающем в море. От суши его отделял глубокий ров. Ширина стен ровнялась 20 футам. Защищали его около трехсот бывших солдат парламента во главе с Пойером и Логарном, которые знали, что в случае падения замка на милость со стороны армии или же, если до этого дойдет дело, парламента, им рассчитывать не приходится.

Осада затягивалась. Больше всего осаждающим мешало то, что замок снабжался пресной водой, которая шла из города по трубе. К тому же где-то далеко отстал обоз с тяжелыми пушками.

Поговаривали, что там, в замке, уже едят коней, но положение отрядов Кромвеля было не намного лучшим. Жители из окрестных селений приносили один лишь хлеб, да и то по очень высокой цене.

Тяжелая артиллерия пришла 4 июля. А тут еще появился неизвестный, который назвал себя Эдмунд сом, и сообщил, что он знает, где проходит труба с пресной водой для крепости. В указанном месте она действительно оказалась, и ее тут же перекрыли.

10 июля Кромвель отправил командиру гарнизона ультиматум: «Без лишних угроз я должен сказать вам, что, если мое предложение будет отклонено и тем самым несчастье и гибель обрушатся на бедных солдат и ваших людей, я буду знать, с кого взыскать за кровь, которая при этом прольется...».

На следующий день над замком поднялся белый флаг.

А вскоре армия Кромвеля направилась на Север против шотландцев.

В то время как 20-тысячная шотландская армия Гамильтона продвигалась через Ланкашир на юг, Кромвель повернул на запад и неожиданно оказался на ее фланге. Несмотря на то, что у него под ружьем было только 8,6 тыс. человек, 17 августа 1648 г. он под прикрытием густого тумана атаковал колонну шотландцев, которая растянулась на марше от Уигана до Престона. Поражение шотландцев было ката-

строфическим. Десять тысяч оказались в плену, а остальные бежали на Север.

Побежденный Гамильтон, отступая, еще надеялся пересечь Мерсей у Уоррингтона и соединиться с роялистами в Северном Уэльсе. Однако Кромвель преследовал его буквально по пятам. 19 августа в трех милях от Уоррингтона он настиг врага.

Кромвель сообщал в парламент: «Мы смогли навязать им бой, когда подошла вся наша армия. Они укрепились в ущелье и удерживали его с большим упорством несколько часов. Атаки следовали одна за другой, много раз доходило до рукопашной. В какой-то момент наши войска было дрогнули, но потом, благодарение Богу, восстановили порядок и выбили врага с занятой позиции. Около 1000 их убито и 2000 взято в плен. Мы преследовали их до города, где была построена мощная баррикада. Когда мы подошли к ней, мне вручили письмо от лейтенант-генерала Бэйли с предложением капитуляции, на что я согласился. Мы получили все их снаряжение, около 4 тысяч полных комплектов оружия и столько же пленных. Так что пехоты у них более не осталось».

Гамильтон вместе с трехтысячным отрядом кавалерии бежал в Чешир. Кромвель отказался от погони. «Если бы у меня было 500 свежих лошадей и 500 проворных пехотинцев, я уничтожил бы их; но мы так устали, что едва ли сможем идти за ними шагом»,— говорил он.

Действительно, за девять дней его армией было пройдено 140 миль.

К концу августа вторая гражданская война закончилась. Роялисты бесславно проиграли ее.

Тем не менее, парламентские пресвитериане весть о победе армии приняли далеко не с восторгом. Парламент вдруг возобновил переговоры с королем. Он •ребовал от него лишь незначительных уступок: передачи милиции под контроль парламента на три года и установления пресвитерианского строя церкви впредь до созыва общенационального церковного Синода.

Но сделке пресвитериан с королем помешало возобновившееся сотрудничество левеллеров и индепен-дентов.

2 декабря армия вошла в Лондон. Фэрфакс с командованием разместился в королевском дворце Уайтхолл, солдаты под проливным дождем разбили лагерь в Гайд-парке.

Одновременно армейские посланцы захватили короля и перевезли его с острова Уайт в уединенный замок на скале Херст. Парламентские пресвитериане, узнав об этом, приняли резолюцию, в которой говорилось, что король «переведен без ведома и согласия парламента». После этого решено было обсудить условия договора с королем. 140 голосами против 104 члены парламента постановили, что есть все основания заключить с королем мир.

Однако их намерениям не суждено было сбыться.

6 декабря 1648 г., после того как отряд драгун под командованием полковника Прайда занял вход в парламент, была произведена чистка палаты общин от пресвитериан. Из парламента было изгнано около 150 депутатов. Часть их заключили в тюрьму.

Теперь в Долгом парламенте осталось по списку около восьмидесяти членов. Все они были индепен-денты. Теперь препятствий к суду над королем практически не осталось.

15 декабря было решено перевести короля в Виндзорский замок, где его поместили под двойной охраной. Стража несла службу днем и ночью, число личных слуг его было сокращено до предела. Один из офицеров круглые сутки обязан был находиться рядом с королем. Прогулки можно было производить только по террасе замка.

Однако и этих предосторожностей индепендентам показалось недостаточно. Из города были удалены все «злонамеренные», все, кто подозревался не только в связях, но даже просто в симпатиях к роялистам, а заодно и все бродяги и бездельники, которые могли устроить смуту и таким образом способствовать побегу короля.

В Уайтхолле, королевском замке, теперь заседал Совет армии. Замок, некогда пышный и богатый, теперь больше напоминал казарму. На роскошных королевских постелях под балдахинами спали офицеры.

По свидетельству многих современников, когда речь заходила о суде над королем, Кромвель начинал колебаться и требовал вначале судить главных преступников — лордов Норича, Кэпелла и некоторых других, которые развязали вторую гражданскую войну.

Один из «кавалеров» 21 декабря писал: «Разная мелкота из левеллеров более всего жаждут смерти короля, но теперь — странно сказать — меня уверили, что Кромвель отступился от них, его и их планы несовместимы, как огонь и вода. Они замышляют чистую демократию, а он — олигархию; оказывается, их дикую ремонстрацию и планы лишить короля жизни он поддерживает только для того, чтобы заставить левеллеров обнаружить все свои зловредные принципы и намерения; что, раскрывшись, они станут еще более отталкивающими и отвратительными, и так будет легче подавить их...».

25 декабря Кромвель еще предлагал сохранить королю жизнь, если тот пойдет на определенные условия. Но, по всей вероятности, на него постоянно оказывалось большое давление (офицерами? некоторыми парламентскими республиканцами? — многое в этом вопросе неясно по сей день), поскольку уже на следующий день Кромвель говорил членам палаты общин: «Если бы кто-нибудь раньше предложил свергнуть короля и его потомков, я счел бы его величайшим предателем и бунтовщиком. Но Провидение возложило это на нас, и мне не остается ничего, кроме как подчиниться воле божьей, хотя я и не готов еще высказать вам свое мнение на этот счет».

Тем не менее, 23 декабря палата общин приняла постановление привлечь короля к судебной ответственности. Правда, для того, чтобы постановление палаты общин приобрело силу закона, требовалось согласие лордов. Но лорды категорически отказались дать его. Граф Манчестер в своем выступлении заявил, что абсурдно обвинять короля в измене парламенту, поскольку только король имеет право созывать или распускать его. Граф Нортумберленд сказал, что еще можно поспорить, кто первым развязал гражданскую войну — король или парламент.

Таким образом, палата лордов в составе двенадцати человек единогласно отказалась подписывать постановление о привлечении короля к судебной ответственности и, мало того, отложила заседания на целую неделю.

И тогда, чтобы найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения, 4 января палата общин приняла три резолюции:

«1. Народ, находящийся под водительством божьим, является источником всякой справедливой власти.

2. Общины Англии, собранные в парламенте, будучи избраны народом и предоставляя его, имеют высшую власть в государстве.

3. То, что общины объявят законом в парламенте, должно иметь силу закона, хотя бы ни король, ни лорды не согласились на это».

Число членов Верховного суда было решено сократить до 135 человек. Для кворума же было достаточно всего 20 человек. Устроители суда чувствовали, что охотников заниматься подобной работой будет немного. Составили список судей. Первым в нем стоял Фэрфакс, вторым — Кромвель, а третьим — Айртон.

В субботу 20 января суд над королем начался. На него явилось 67 судей. Фэрфакс посчитал нужным не присутствовать на этом мероприятии. Председательствовал на суде Брэдшоу. Обвинительный акт зачитал Генеральный прокурор Джон Кук.

«Названный Карл Стюарт,— говорилось в документе,— сделавшись королем Англии, взял на себя таким образом ответственную обязанность управлять страной с ограниченной властью в согласии с ее законами, а не каким-либо иным путем; и в силу этого отечественного долга, присяги и занимаемого им положения был обязан применять власть, врученную ему, для блага и пользы своего народа и для охраны его прав и вольностей. Однако, вследствие преступных намерений установить и держать в своих руках неограниченную тираническую власть для управления страной по своему произволу, уничтожить права и вольности народа, разрушить и сделать бесполезными все основания этих прав и всех мер к устранению и исправлению зол, происходящих от плохого управления, для осуществления таких своих намерений и для защиты себя и своих приверженцев при применении своих собственных и их злонамеренных действий названный Карл Стюарт объявил изменническую и преступную войну против настоящего парламента и народа, в нем представленного... Названный Карл Стюарт был вдохновителем и причиной того, что были убиты тысячи свободных людей народа нашего во многих местах нашей страны путем вторжений из иностранных государств... Названный Карл Стюарт... возобновил или побудил к возобновлению... войны против парламента и... народа... в графствах Кент, Эссекс, Сессекс и многих других графствах Англии и Уэльса, а также на море.

Все... преступные планы и действия названного Карла Стюарта велись и ведутся для осуществления его личных интересов...

Из всего сказанного следует, что названный Карл Стюарт был и является вдохновителем, автором и продолжателем... противоестественных, жестоких и кровавых войн; и потому он является виновником во всех изменах, убийствах, грабежах, пожарах, убытках и бедствиях нашего народа, которые были произведены и совершены во время названных войн и были вызваны ими».

Заслушав обвинения в свой адрес, король тут же стал отвергать их.

«Не может быть судебных дел против любого человека иначе, как на основании божьих или общественных законов той страны, в которой он живет,— сказал он.— Я убежден, что теперешний процесс не может быть обоснован божескими законами, или наоборот, повиновение королю совершенно ясно обосновывается и настоятельно предписывается старым и новым заветом... что касается законов нашей страны, то я не в меньшей мере уверен, что ни один ученый юрист не будет утверждать, что может быть предъявлено обвинение королю, ибо все такие обвинения идут от его имени; и один из принципов права говорит, что король не может быть неправ... И даже допуская, хотя и не соглашаясь с тем, что народ Англии мог уполномочить вас на ту власть, на которую вы претендуете, я не вижу ничего, что вы могли бы предъявить для обоснования этого; так как несомненно, что вы никогда не задавали такого вопроса даже десятой части населения этого королевства, вы явно творите несправедливость по отношению даже к беднейшему пахарю, если вы не спрашиваете на то его свободного согласия...».

Заседания суда продолжались несколько дней. Король отказывался признать законность суда и отвечать на обвинения.

23 января палата общин вынесла решение, согласно которому она будет действовать «властью парламента Англии». Этим самым власть короля окончательно отвергалась.

Следующие два дня суд допрашивал свидетелей, в результате чего король был признан «тираном, предателем и убийцей, открытым врагом английского государства».

Утром 26 января шестьдесят два члена суда приняли решение о том, что король Карл I Стюарт приговаривается к смерти «путем отсечения головы от тела». Под приговором цервыми поставили свои подписи полковники Уолли, Оки, Хетчинсон, Гоффе, Прайд, Гаррисон, Ивер, Хортон. Один за другим расписывались и парламентские республиканцы. Впрочем, многих приходилось уговаривать и даже заставлять. В конце концов было собрано 59 подписей.

29 января 1649 г. был составлен приказ о казни короля Карла I:

«Дан в верховном суде по ведению разбирательства и вынесению приговора о Карле Стюарте, короле Англии, 29 января 1649 г.

Так как Карл Стюарт, король Англии, обвинен, уличен и осужден в государственной измене и в других тяжких преступлениях, и против него в прошлую субботу вынесен настоящим судом приговор..., то поэтому настоящим предписывается вам привести указанный приговор в исполнение на открытой улице перед Уайтхоллом завтра, 30 января, между 10 часами утра и 5 часами пополудни того же дня».

В два часа пополудни король вышел на помост. В последней короткой речи он опять говорил о своей невиновности, утверждал, что стоит за «народную свободу», но «не дело подданных участвовать в управлении государством».

По словам современников, после того, как приговор был приведен в исполнение, подручный палача схватил голову короля и высоко поднял ее со словами:

— Вот голова изменника!

ИНДЕПЕНДЕНТСКАЯ РЕСПУБЛИКА 1649 Г.

Феодальная монархия была низвергнута. Революция торжествовала победу. Актом парламента от 17 марта 1649 г. королевская власть была объявлена уничтоженной, как «ненужная, обременительная и опасная для блага народа». Через два дня была упразднена палата лордов.

Наступило время законодательного строительства. 19 мая в торжественной обстановке Англия была объявлена республикой и свободным государством. В «Акте об объявлении Англии Республикой» говорил ось: «Настоящим парламентом на основании принадлежащей ему власти объявляется и узаконяется, что народы Англии и всех территорий и владений, к ней принадлежащих, являются, будут и данным актом учреждают, образуют и основывают свободную Республику, и отныне они будут управляться в качестве свободной Республики без какого бы то ни было короля и без палаты лордов органом верховной власти страны — представителями народа в парламенте, и теми лицами, которых парламент назначит и уполномочит быть во имя блага народа должностными лицами и министрами под своим началом».

«В первый год свободы, божьим благословением восстановленной»,— значилось на новой государственной печати, скрепившей этот исторический акт. У власти оказались индепенденты, представители интересов средней городской буржуазии и части дворянства — джентри.

Вся существующая в Англии законодательная власть принадлежала теперь однопалатному парламенту в лице палаты общин. Хотя на самом деле это была всего лишь горстка людей, остаток парламента, «охвостье», как называли современники парламент после «прайдовой чистки», так как из сотни оставшихся в нем членов заседания посещало не более 50—60 человек. Формально исполнительная власть теперь принадлежала избранному парламентом сроком на один год Государственному совету, однако из 41 его члена только 11 не являлись одновременно членами парламента. В Государственном совете всю власть прибрала к своим рукам офицерская верхушка армии во главе с Кромвелем.

Таким образом, столь торжественно провозглашенная республика на деле оказалась диктатурой индепендентских генералов, лишь прикрытой парламентским фасадом.

Со временем иссякало «свободолюбие» одной прослойки буржуазии за другой. Если пресвитериане еще были в состоянии начать гражданскую войну против короля, то закрепить одержанную победу они оказались абсолютно неспособными.

Пришедшие им на смену индепенденты отважились на казнь короля и провозглашение республики, но это был предел их революционных возможностей.

Далее последовала индепендентская буржуазная реакция.

Между тем на политическом горизонте опять становилось неспокойно. Казнь английского короля вызвала возмущение во всей Европе. Дипломатические отношения с новой республикой были порваны. Свой официальный протест Англии направили Франция, Испания, Австрия. Регулярно поступали сведения о готовящейся интервенции французских или испанских войск.

Да и в самой Англии было тревожно. В северных и западных графствах время от времени вспыхивали роялистские беспорядки. В печати появился памфлет «Царственный лик», который изображал многочисленные достоинства Карла I и который, кстати, выдержал сорок семь изданий.

Росло недовольство низших слоев населения, чье экономическое положение с каждым годом становилось все более тяжелым. Продолжавшийся застой в торговле и промышленности означал массовую безработицу в Лондоне и других промышленных районах. Из-за недородов 1647 и 1648 гг. хлеб для многих .превратился в недоступную роскошь. В течение двадцатилетия'1620—1640 гг. цена пшеницы редко превышала 45 шилл. за квартер, а в 1645—1647 гг. квартер стоил уже 52 шилл., в 1647—1648 гг.— 62,5 шилл., в 1648—1649 гг.— почти 68 шилл.

То и дело появлялись многочисленные петиции, обращенные к Государственному совету. В них говорилось о низком уровне заработной платы, о дороговизне продовольствия и топлива. Большое количество крестьян и ремесленников армейскими реквизициями и солдатским грабежом было превращено в пауперов. А солдатские грабежи действительно приняли большой размах. Кромвелю даже пришлось отправить по всем армейским подразделениям специальную прокламацию:

«Если какой-нибудь офицер или солдат под моим командованием будет отбирать или требовать у населения деньги, или захватит лошадей, имущество или продовольствие, или будет плохо обращаться с людьми, он будет судим военным судом; виновный будет наказан смертью».

Голод стал уделом бедных людей в английских городах и деревнях. «О, члены парламента и солдаты! — гласила одна петиция.— Нужда не признает законов... Матери скорее уничтожат вас, чем дадут погибнуть плоду их чрева, а голоду нипочем сабли И пушки... Прислушайтесь у наших дверей, как наши дети кричат: «Хлеба, хлеба!»...

Непомерными оставались налоги. Гражданская война закончилась, но правительство не торопилось отменять ни акцизных сборов, ни других военных налогов. Церковная десятина продолжала взиматься, несмотря на то, что была провозглашена свобода совести. С начала войны сильно подскочили цены на мясо, соль, ткани, уголь.

30 апреля Уайтлок пометил в своем дневнике:

« Сообщают из Ланкашира о большом недостатке хлеба, вследствие чего многие семейства умерли от голода... Сообщают из Ньюкасла о том, что в Камберленде и Уэстморленде многие умирают на больших дорогах вследствие недостатка хлеба; некоторые покидают свои жилища и переходят со своими женами и детьми в другие местности, чтобы получить помощь, но нигде не могут ее получить...».

Если не считать провозглашения республики, не было выполнено ни одно из требований «Народного соглашения»-. Массовая распродажа коронных и церковных владений явилась лишь средством обогащения денежных покупщиков и земельных спекулянтов.

Реформа права и суда так и не была осуществлена — из-за дороговизны и волокиты правосудие осталось недоступным для низших слоев населения.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАЗРЫВ ИН ДЕПЕН ДЕНТОВ С ЛЕВЕЛЛЕРАМИ

Левеллеры не собирались складывать оружие. Вскоре они заговорили в полный голос. Левеллерское движение, которое с наибольшей силой развернулось весной 1649 г., обнаружило пропасть, образовавшуюся между торжествующим буржуазно-дворянским блоком и обманутыми в своих надеждах низшими слоями населения. Левеллерское «Народное соглашение», поданное в парламент еще в январе, было положено под сукно и, похоже, его никто не собирался рассматривать.

2 февраля, сразу же после казни короля, офицеры предложили палате общин издать закон, грозящий расправой каждому, кто вносит в армию смуту. Были запрещены солдатские митинги.

26 февраля в парламент поступила ремонстрация горожан Лондона и Саутворка под названием «Разоблачение новых цепей Англии». Автором ее был выпущенный в августе 1648 г. Лильберн. «Новыми цепями Англии» он называл власть индепендентов.

«Ваши просители очень обеспокоены тем,— говорилось в ремонстрации,— что должны быть промежутки между окончанием работ настоящего парламента и началом сессии будущего. Они желают, чтобы настоящий парламент, который недавно, в такое короткое время, совершил столь великие дела в целях освобождения народа, не расходился до тех пор, пока он не сможет с полной безопасностью передать эти свободы в руки другого народного представительства...

Если мы посмотрим на то, что сделала ваша палата с того времени, как она провозгласила себя верховной властью и освободилась от власти лордов, то мы найдем прежде всего установление высшей судебной палаты. Вследствие этого величайший оплот нашей безопасности — суд 12 присяжных — обесценен; всякая свобода отвода судей заменена судом случайных лиц, выбранных необычным путем... Это — первый случай нарушения свободы.

Новым нарушением свободы было преследование печати. Тщательно выполняются самые суровые и неразумные указы парламента, запрещающие нам говорить правду и разоблачать тиранию...».

«Вы ждете облегчения и свободы от тех, кто угнетает вас,— говорилось в одном из памфлетов левеллеров,— но кто ваши угнетатели, как не лорды и джентри, и кто угнетен, как не йомен, арендатор, ремесленник и поденщик?»

1 марта восемь солдат подали петицию в совет офицеров с требованием разрешить проведение солдатских митингов, санкционировать свободную подачу петиций, а также распустить Государственный совет и судебный трибунал.

Однако все восемь «мятежников» через несколько дней были преданы военно-полевому суду. Пятеро из них, которые не пожелали отречься от своих требований, были объявлены виновными в клевете на армию и на Государственный совет. 6 марта их провезли на лошадях лицом к хвосту перед выстроенными

- полками, затем сломали над головой каждого из них саблю и изгнали из армии.

Но желаемого результата не получилось. Наоборот, в Лондоне этих солдат встретили толпы народа как победителей. А через две недели появился памфлет «Охота на лисиц от Ньюмаркета и Трипло-Хита до Уайтхолла, проведенная пятью маленькими гончими (бывшими ранее в армии), или с обманщиков грандов сорваны маски (так что вы можете их узнать)». Лисиц — Кромвеля, Айртона и Фэрфак-са — узнать было довольно легко.

«Было ли когда-нибудь,— читаем в памфлете,— поколение людей столь же лживое, предательское и клятвопреступное, как эти люди?.. Их молитвы, посты, проповеди, их вечные цитаты из Священного писания, имя Бога и Христа, не сходящие с их уст!.. Едва вы начнете говорить о чем-нибудь с Кромвелем, он приложит руки к груди, возведет очи к небесам и призовет Бога в свидетели. Он будет проливать слезы, стенать и сокрушаться, даже посылая вас под удар ножа... Теперь ясно всему миру, что интересы офицеров прямо противоположны интересам солдат; между ними не больше различий, чем между Христом и Белиалом, светом и тьмой... До этого нами правили король, лорды и общины, теперь — генерал, полевой суд и палата общин. Мы спрашиваем вас, что изменилось?..»

Боясь новой революционной вспышки, Государственный совет решил действовать незамедлительно и беспощадно. Опубликование второй части «Новых цепей Англии», подписанной вождями левеллеров — Лильберном, Уолвином, Принсом и Овертоном, послужило поводом для немедленного их ареста и заключения в Тауэр. Памфлет был назван книгой «скандальной, лживой, клеветнической, призывающей к бунту и новой войне».

Для того, чтобы восстановить против левеллеров собственников, фанатичных пуритан, их противники в своих памфлетах обвинили левеллеров в том, что они безбожники, что они будто бы добиваются уравнения состояния людей и хотят ввести общность имущества.

«Они хотят, чтобы никто не мог назвать какую бы то ни было вещь своей; по их словам, любая власть человека на земле — тирания, по их мнению, частная собственность — дело рук дьявола... Они восстанавливают работника против хозяина, арендатора против землевладельца, покупателя против продавца, должника против заимодавца, бедного против богатого»,— писалось в одном из памфлетов, направленных против левелЛеров.

Чтобы не остаться в долгу, лидеры левеллеров ответили из тюрьмы на обвинения в их адрес манифестом. «О нас распускают самые невероятные слухи,— писали они.— Будто мы хотим уравнять состояния всех людей, будто мы не хотим никаких сословий и званий между людьми, будто мы не признаем никакого правления, а стремимся лишь ко всеобщей анархии...». Отметая от себя все обвинения, левеллеры заявляли: «У нас никогда не было в мыслях уравнять состояния людей, и наивысшим нашим стремлением является такое положение республики, когда каждый с наибольшей обеспеченностью пользуется своею собственностью... Цель наша — усовершенствовать правительство, а не разрушить его, и хотя тирания исключительно плоха, однако из двух крайностей анархия — самая худшая...».

1 мая 1649 г. из Тауэра был выпущен новый вариант «Народного соглашения». В него был внесен специальный пункт, согласно которому парламенту запрещалось «уравнивать состояния людей, разрушать собственность или делать все вещи общими». Левеллеры решили пойти на компромисс.

Как и в 1647 г., борьбу за проведение в жизнь «Народного соглашения» особенно интенсивно вели леве ллерские элементы в армии. Брожение прежде всего охватило части, которые должны были отправляться в Ирландию.

23 апреля вышел подписанный генералом Фэрфак-сом приказ о выводе одного из полков, расположен

ие

ного на Бишопгейт-стрит, из Лондона. Но солдаты отказались исполнять его. На следующий день появился вторичный приказ — те же результаты. Мало того, тридцать вооруженных солдат ворвались в гостиницу «Булл», расположенную на той же улице, и, угрожая оружием, захватили все свои эскадронные знамена. В казармах было шумно. Солдаты отказывались выполнять приказы офицеров.

Однако 25 апреля были произведены аресты, а на следующий день пятнадцать солдат из полка Уолли предстали перед военным судом. Шестерых из них приговорили к смертной казни. Однако по настоянию Кромвеля пятеро из них вскоре были помилованы.

Казнить как главного зачинщика мятежа было решено двадцатитрехлетнего Роберта Локиера, всеобщего любимца.

Узники Тауэра тут же написали Фэрфаксу письмо, в котором доказывали, что смертная казнь в мирное время незаконна.

Тем не менее, решение о наказании Роберта Локиера осталось без изменений, а 27 апреля в Лондоне, на Людгейт-хилл, перед церковью святого Павла, состоялась публичная экзекуция.

За гробом Локиера шла не одна тысяча людей. Шествие растянулось на несколько кварталов.

Уайтлок записал в своем дневнике: «Многие рассматривали эти похороны как пощечину парламенту и армии».

Один за другим восставали армейские гарнизоны. В Бэнбери (около Оксфорда) восстало 200 драгун во главе с капитаном Томпсоном, в Уилтшире и Бакингемшире поднялись полки Айртона, Скиппона, Скрупа и Гаррисона.

Однако разрозненность сил восставших, а также отсутствие единого руководства дали возможность Кромвелю без особого труда подавить восстание. Во главе отряда в 2 тыс. кавалеристов он спешно выступил против восставших и настиг их под Берфордом. За считанные часы он проскакал 45 миль и оказался у Бэрфорда к полночи.

В это время смутьяны, разместившись в домах городка, на чердаках, в конюшнях, спокойно спали, не подозревая об опасности.

Неожиданность нападения решила исход битвы.

129

5 Всемирная история, т 13

К утру бой утих. В плен было взято около 400 человек, остальные, в том числе и капитан Томпсон, побросав оружие, бежали. Трофеи составили почти девятьсот лошадей, а также было захвачено двенадцать знамен.

У трюм состоялся военно-полевой суд. Четырех человек приговорили к расстрелу, но один из них, капрал Данн, начал раскаиваться, просить пощады, тут же принялся писать памфлет, направленный против мятежа, и был помилован. Остальных пленников расформировали по разным полкам.

А вскоре капитан Томпсон с двумя эскадронами появился в графстве Нортгемптон, собирая остатки мятежников. Но отряды парламентской кавалерии вскоре разбили их. В бою был убит и сам капитан Томпсон.

Через некоторое время парламент специальным постановлением вынес благодарность Кромвелю, Фэрфаксу и их офицерам «за спасение парламента и нации от грозящей им серьезной опасности». В церквях в честь победы над смутьянами несколько дней шли благодарственные молебны.

ДВИЖЕНИЕ ДИГГЕРОВ

Движение диггеров (копателей) заявило о себе в Англии весной 1649 г. Требование Лильберна уравнять людей в гражданских правах независимо от размера собственности не могло принести облегчения тем сотням тысяч батраков и рабочих, которые не имели никакой собственности.

Поэтому в отличие от сторонников Лильберна представители этих наиболее угнетенных и эксплуатируемых людей называли себя настоящими или «истинными» левеллерами.

Идеологом этого движения являлся Джерард Уин стэнли (1609 г.— умер после 1657 г.), разорившийся мелкий лондонский торговец, который на некоторое время превратился в батрака в соседнем с Лондоном графстве Серри.

По словам Уинсгэнли, однажды к нему пришло мистическое откровение: «Работайте вместе, вместе ешьте хлеб, объявите об этом всему миру». Эти слова он вскоре воплотил в свою программу демократического разрешения аграрного вопроса.

В те дни Уинстэнли был едва ли не единственным политическим писателем, который до конца осознал, какие последствия для крестьян будет иметь односторонняя отмена феодальных держаний только в пользу лордов.

THE