Всемирная история. Том 3. Новая история

Таково было положение дел на юге. Но иной оборот приняло восстание, когда у него появился новый и гораздо более опасный вождь — Фома Мюнцер, который в Тюрингии, в Мюльгаузене, сместил все власти и занялся в окрестностях разорением и грабежом монастырей. Это был человек еще молодой (род. 1498 г.), усердно занимался науками, кажется, в Виттенбергском университете и получил даже степень доктора. Уже с 1513 года начал он, как и многие другие в то время, обдумывать план церковной реформы. Начинавшаяся реформация не могла отрезвить его дух от апокалипсических и пророческих мечтаний, которые чрезвычайно льстили его радикализму.

Не мог он примириться с мыслью о подчинении Лютеру, его отталкивал «мягкий» способ действия Лютера и то, что Лютер всюду выдвигал на первый план веру. Он более был расположен к сближению с цвиккаускими сумасбродами, хотя и не разделял их убеждений. Затем Мюнцер попытался было развернуть активную деятельность в Богемии, но неудачно, этот вулкан уже потух. Его зажигательные исступленные воззвания не производили на местное население никакого впечатления. Тогда Мюнцер вернулся в Германию и центром своей деятельности избрал Мюльгаузен. В голове этого человека в каком-то смутном брожении переплелось пророческое вдохновение с рационалистическим и в результате зародилось, например, такое учение, что Святой Дух есть не что иное, как наш разум, что Царство Божие следует учредить на земле со всеми его благами, равенством и свободой, и низвергнуть все, что будет сопротивляться выполнению этого замысла. К числу враждебных начал, в которых он видел препятствие для осуществления своего замысла, он относил не только все духовное сословие, но и всех князей, и господ, и тех, кого он почитал их слугами, а именно Лютера и Меланхтона.

На богословский диспут с ними он не принял вызов и, весь проникнутый своими идеями, говорил всем, что теперь именно настало его время. «Не давайте доступа жалости к вашему сердцу! — вопил он в своих исступленных речах к народу,– не взирайте на вопли безбожных, не давайте крови остывать на вашем мече». И вот теперь, по его словам, он готовился разорить гнездо орлиное. И точно: отовсюду стекался к нему народ толпами, и настроение толпы было таково, что она, по-видимому, могла успокоиться лишь тогда, когда во всей Германии не осталось бы ничего, кроме крестьянских домов и крестьянских земель.

Положение Лютера

И это восстание, как и рыцарское восстание предшествующего года, пыталось найти себе поддержку и войти в соотношение с великим вопросом о церковной реформе, а потому и было в высшей степени важно видеть, как относился сам Лютер к движению народной массы. Лютер, ничуть не равнодушный к страданиям народа, из среды которого и сам происходил, сначала думал было выступить посредником между владетелями и подданными их, и питал эту надежду до тех пор, пока 12 параграфов еще были популярны. Но быстро вздымавшиеся волны восстания тотчас поглотили эту основную программу. Мятеж предстал во всей своей наготе. Противники Лютера, проповедники убийств и разбоя, постепенно захватывали в свои руки все дело народного восстания, и Лютер наконец, совершенно ясно осознал громадную опасность этого движения для Германии и его собственной проповеди. Тогда он взялся за перо и выпустил в свет статью «Против крестьян-мятежников», где решительно и открыто высказал отвращение, внушаемое ему мятежом. В это опасное время он стал на сторону власти: она должна была действовать против мятежников силой, данной ей свыше, и все, кто будут сражаться на ее стороне, заслужат «венцы мученические», а всех сражающихся на стороне мятежников «ждет вечная геенна огненная». Он нимало не сомневался в том, что крестьяне, поднявшие меч, поступали против Слова Божия и против повиновения, и что, при существующих условиях, быстрое и решительное применение силы было бы лучшим и вернейшим способом для усмирения мятежа. Смысл его слов, который кажется нам жестче, нежели его современникам, более привычным к резкой форме выражения, был таков: «каждый, кто может, действуй против них, дави и коли их, тайно и явно, как при пожаре, лишь бы погасить его, какими бы то ни было способами». Надо было много мужества, чтобы поставить себя в такое положение, при котором не мудрено было порвать со всеми партиями. Но об этом Лютер вовсе и не помышлял: он шел тем путем, который считал прямым, и который, в сущности, таков и был.

Нетрудно представить себе, что мог бы наделать такой человек, как Мюнцер, если бы ему хоть на месяц удалось захватить власть в свои руки. Мощное слово Лютера повлияло на средние классы и даже на тех, у которых никогда бы не хватило мужества выступить борцами против народной массы, а чтобы более придать своему слову веса, Лютер, подвергая себя опасности, лично посетил местности, охваченные мятежом.

Битва при Франкенгаузене