Всемирная история. Том 4. Новейшая история

От имени последовательных говорил приверженец Робеспьера, Сен-Жюст, черствый фанатик, хотя по годам молодой человек. «Судить короля как гражданина! Как удивится равнодушное потомство такому выражению! Быть королем уже есть преступление и захват. Обратиться к народу, — продолжал он очень откровенно, — равносильно восстановлению трона; из спасения тирана выйдет возобновление тирании». Вопрос об оправдании отвергли большинством 423 против 292 голосов. 16-го подняли третий вопрос — о каре. Партия распределила своих агентов с обычным искусством, и когда поставили вопрос о числе голосов, необходимых для смертного приговора, жирондисты потерпели поражение. Известный своим мужеством депутат Ланжюине, поставивший себе задачей спасти короля, требовал большинства в три четверти голосов, но порешили на простом большинстве. Голосование началось в 10 часов вечера, при слабом освещении зала, продолжалось всю ночь и весь следующий день, так как из 721 депутата, подавая голос, многие говорили речи, кто дельные, а кто и вздор. Посланцы клубов, того народа, который давно терроризировал собрание, следили и теперь за голосованием. Они сидели в своей трибуне, пили и курили. Сцена была ужасная и недостойная. Один за другим депутаты подавали голоса, некоторые обращали на себя особенное внимание. «По обязанности и убеждению — за смерть», — раздался знакомый голос гражданина Филиппа Эгалите, ci-devant герцога Орлеанского, который нашел в конвенте надежное убежище и мог продолжать тут свою позорную жизнь. Голос его возбудил чувство негодования даже в этом обществе. Послышался между прочими и резкий голос Сиэйса: «Смерть!».

Людовик Филипп, герцог Орлеанский

Портрет работы Дюплесси Берто, XVIII в.

Оказалось, что из 721 голоса 361 — за смерть; 72 — за смерть с отсрочкой исполнения приговора; 286 — за заключение в тюрьме или изгнание до подписания мирного договора, то есть с перевесом в один голос король был осужден.

Казнь Людовика XVI

Верньо, оратор жиронды, должен был объявить результат голосования: смертный приговор. Последнее голосование 20 января кончилось в 5 часов утра: 380 голосов против 310 решили казнить Капета немедленно. Убийство, не дерзнувшее коснуться своей жертвы 5 октября 1789 года и 10 августа 1792 года, совершалось теперь при посредстве палача и аппарата всенародной позорной казни.

Произошло это 21 января, утром в 10 часов, на площади Революции, бывшей площади Людовика XV. Мы не будем останавливаться на сценах прощания, приготовлениях к последнему шествию, скажем только, ввиду лживых рассказов якобинских историков наших дней, что сам палач свидетельствовал о твердости, выказанной Людовиком в его последние минуты. Гражданин Самсон полагал, что Людовик почерпал силу в своей религии, что и было справедливо. Так называемые судьи его показали остаток человечности, допустив к нему священника для духовного подкрепления, и коммуна разрешила даже отслужить мессу. Ему не была дана сильная энергия, мужественная решимость, последовательность действий, уменье овладеть революционным волнением, погубившим его. Самая чистая и искренняя вера не могла сделать из слабого и кроткого сильного и мужественного человека, какой в эти времена нужен был у власти. Вера эта могла дать и дала ему другую силу — пострадать с достоинством христианина и, следовательно, короля.

Прощание Людовика XVI с его семейством в Тампле

Гравюра на меди работы А. Кардана с картины кисти Беназека

Глава четвертая Продолжение войны 1793–1794 гг. Террор. 9 термидора и его последствия

Завоевания революции

Европейские кабинеты ничего не сделали и не могли ничем предотвратить ужасный исход дел во Франции. Только испанские родные, Бурбоны, сделали слабую попытку и предоставили своему послу деньги для подкупов, предлагая за жизнь Людовика нейтралитет Испании. Теперь не имела смысла война, начатая для спасения короля Франции, и она превратилась в наступательную войну против революции. Конвент выразил готовность помогать всем, желающим избавиться от деспотизма; в своих прокламациях он говорил о знамени свободы, о хартии человеческих прав, и завоевательная политика его выражалась решительными действиями. Папские области, Авиньон и Венесин, присоединены, и здесь, не стесняемая ничем, развилась вся сила якобинцев. Декретом 27 ноября Савойя была переименована в департамент Монблана; пародируя классицизм, явилась просить об этом депутация «Аллоброгов»; таким же образом явился департамент Жемаппы, а 3 января присоединена была Ницца; клуб патриотов в Майнце тоже высказывал требования. Водружали деревья свободы и открывали клубы якобинцев в пограничных кантонах Швейцарии: в Женеве, Базеле, и фраза «мир хижинам, война дворцам» приводила в восторг.