Всемирная история. Том 6 Римский период

Пока в самом Риме происходили все вышеописанные события, в Паннонии вспыхнул мятеж в легионах, расквартированных там. Каких-либо причин этому не было. По-видимому, смена принцепса открыла путь к своевластию и беспорядкам, что породило надежду у простых солдат на добычу в междоусобной войне. В это время в лагере размещались три легиона, которыми командовал Юний Блез. Когда он узнал о смерти Августа и о том, что власть теперь перешла в руки к Тиберию, он, в связи с трауром, освободил солдат от несения воинских обязанностей. Это привело к падению дисциплины, воины стали бунтовать и митинговать. В качестве подстрекателя больше всех старался Перцений, бывший актер. Его прежнее занятие способствовало тому, что он мог неплохо распалять простых воинов, эти бесхитростные люди стали собираться вокруг него. Вскоре у него появились сообщники, которые сами стали подстрекать солдат к мятежу. Наконец, известие о готовившемся бунте дошло до Юния Блеза. Он пытался отговорить рядовых воинов словами: «Уж лучше омочите руки в моей крови: убить легата — меньшее преступление, чем изменить императору; или целый и невредимый я удержу легионы верными долгу или погибну, подтолкнув вас моей смертью к раскаянию!» В это время воины, которых до этого отправили чинить дороги и мосты, узнали о беспорядках в лагере. Они, бросив работу, занялись грабежом и разграбили несколько деревень, а также город Навпорт, который находился на положении муниципия. Центурионов, которые пытались их удержать от подобных действий, они избили. Блез пытался предотвратить мятеж, но тот разгорался все сильнее. Вот что пишет об этих событиях Корнелий Тацит:

«Хотя Тиберий был скрытен и особенно тщательно утаивал наиболее неприятные обстоятельства, все же, узнав о случившемся, он решил направить в Паннонию своего сына Друза, вместе с ним высших сановников государства, а также две преторианские когорты; Друз не получил от него прямых указаний, и ему было предоставлено действовать смотря по обстановке. Когорты были сверх обычного усилены отборными воинами, вместе с ними выступала значительная часть преторианской конницы и лучшие из германцев, охранявших в то время особу императора; тут же находился и префект преторианцев Элий Сеян, имевший большое влияние на Тиберия; он был назначен в сотоварищи к Страбону, своему отцу, и должен был руководить юным Друзом. А всем остальным быть как бы напоминанием об ожидающих их опасностях и наградах. Навстречу Друзу вышли, словно выполняя тягостную обязанность, мятежные легионы, не изъявляющие такой встрече радости и не блиставшие воинскими отличиями, но безобразно неряшливые и с лицами, на которых под напускной скорбью отражалось скорее своеволие.

После того как Друз миновал укрепления и оказался по ту сторону вала, они ставят у ворот караулы и велят крупным отрядам находиться в определенных местах внутри лагеря и быть наготове; остальные окружили плотной стеной трибунал. На нем стоял Друз, требуя рукою молчания. Мятежники, оглядываясь на толпу, всякий раз разражались угрожающими возгласами, а посмотрев на Цезаря, впадали в трепет; смутный ропот, дикие крики, внезапная тишина. Противоположные движения души, побуждали их то страшиться, то устрашать. Наконец, воспользовавшись временным успокоением, Друз огласил послание отца, в котором было написано, что заботу о доблестных легионах, с которыми им было проделано столько походов, он считает своей первейшей обязанностью и, как только душа его оправится от печали, доложит сенаторам о положении воинов; а пока он направляет к ним сына, дабы тот безотлагательно удовлетворил их во всем, в чем можно немедленно пойти им навстречу; решение всего прочего следует предоставить сенату, ибо не подобает лишать его права миловать или прибегать к строгости.

… Наступила ночь, в которой едва не разразились ужасные преступления, чему воспрепятствовала только случайность: сиявшая на ясном небе луна начала меркнуть. Не зная, в чем причина происходящего, воины увидели в нем знамение, относящееся к тому, что их больше всего занимало, и затмение небесного светила поставили в связь со своей борьбой: если богиня снова обретет свое сияние и яркость, то благополучно разрешится и то, что они предприняли.

И они стали бряцать медью, дудеть в трубы и рожки; смотря по тому, становилось ли луна ярче или напротив тускнела, они радовались или печалились; и после того как набежавшие облака скрыли ее от глаз и все сочли, что она окончательно исчезла во мраке и что этим им возмещаются страдания на вечные времена — ведь единожды потрясенные души легко склоняются к суевериям, — они предались скорби, думая, что боги порицают их поведение…