Всемирная история. Том 6 Римский период

В эти тревожные дни все приближенные порицали Германика: почему он не отправляется к Верхнему войску, в котором нашел бы повиновение и помощь против мятежников? Он совершил слишком много ошибок, предоставив увольнение ветеранам, выплатив деньги, проявив чрезмерную снисходительность. Пусть он не дорожит своей жизнью, но почему малолетнего сына, почему беременную жену держит он при себе среди беснующихся и озверевших насильников? Пусть он хотя бы их вернет деду и государству. Он долго не мог убедить жену, которая говорила, что она внучка божественного Августа и не отступает перед опасностями, но наконец он со слезами, прижавшись к ее лону и обнимая их общего сына, добился ее согласия удалиться из лагеря. Выступало горестное шествие женщин, среди них беглянкою жена полководца, несущая на руках малолетнего сына и окруженная рыдающими женщинами приближенных…

При виде этого в воинах просыпается стыд и жалость, вспоминают о ее отце, ее дяде Августе; ее свекор — Друз; сама она, мать многих детей, славится целомудрием; и сын у нее родился в лагере, вскормлен в палатках легионов, получил воинское прозвище Калигулы, потому что, стремясь привязать к нему простых воинов, его часто обували в солдатские сапожки („калигулы“ — авт.)… некоторые устремляются за Агриппиной, большинство возвратилось к Германику, а он, все еще исполненный скорбью и гневом, обращается к окружавшим его со следующими словами:

„Жена и сын мне не дороже отца и государства, но его защитит собственное величие, а Римскую державу — другие войска, супругу мою и детей, которых я бы с готовностью принес в жертву, если б это было необходимо для вашей славы, я отсылаю теперь подальше от вас, впавших в безумие, дабы эта преступная ярость была утолена одной моею кровью и убийство правнука Августа, убийство невестки Тиберия, не отягчили вашей вины…

Зачем в первый день этих сборищ вы, непредусмотрительные друзья, вырвали из моих рук железо, которым я готовился пронзить себе грудь?! Добрее и доброжелательнее был тот, кто предлагал мне свой меч… И вы также, у которых, как я вижу, уже меняются и выражение лиц и настроения, если вы и вправду хотите вернуть делегатов сенату, императору — повиновение, а мне — супругу и сына, удалитесь от заразы и уймите мятежников; это будет залогом раскаяния, это будет доказательством верности“.

Те, изъявляя покорность и признавая, что упреки Германика справедливы, принимаются умолять его покарать виновных, простить заблуждавшихся и повести их на врага…

Так были улажены эти дела, но не меньшую угрозу составляло упорство пятого и двадцать первого легиона, зимовавших у шестидесятого милиария, в месте, носящем название Старые лагеря. Они первыми подняли возмущение; наиболее свирепые злодеяния были совершены их руками; возмездие, постигшее товарищей по оружию, их нисколько не устрашило и, не проявляя раскаяний, они все еще были возбуждены и не желали смириться. Итак, Цезарь снаряжает легионы, флот союзников, чтобы отправить их вниз по Рейну, решившись начать военные действия, если мятежники откажутся повиноваться».