Всемирная история. Том 7. Раннее средневековье

Можно говорить о пяти этнических компонентах, которые приняли участие в формировании японской народности: айнском, индонезийском (кумасо, хаято), древнем восточноазиатском (предки ва), собственно корейском и собственно китайском.

Процесс образования японского народа происходил в период яёи, когда разведение риса стало основой японского хозяйства, и до нашей эры. Уже тогда появился японский язык. Формирование японской народности в экономическом отношении обязано тому обстоятельству, что аборигены Центрального и Южного Китая внесли в Японию культуру поливного риса. Сам народ наладил культурное общение между Японией, с одной стороны, и Маньчжурией и Северным Китаем — с другой (через Корею). Культура металла маньчжурского и корейского происхождения была занесена в Японию, а кровь их носителей смешалась с кровью населения Западной Японии. Режим Ямато был создан наездниками Восточной Маньчжурии. Эти наездники первоначально двигались на юг со своей родины и завоевали Южную Корею. После поражения им пришлось затвориться в Мимане, откуда они двинулись на Северное Кюсю примерно в первой половине VI в. В конце IV и начале V в. они настолько усилились, что смогли вернуть господство над Южной Кореей, перенести политический центр в Китай, основать там режим Ямато и перейти к объединению страны.

Иноземцы прибыли в Японию через Корейский полуостров тремя волнами: IV — начало V в.; вторая половина VI — начало VII в.; 60-е годы VII—VIII в. Всех иммигрантов селили компактными группами в строго определенных районах.

С V в. ая особенно густо расселялись на Хонсю по побережью внутреннего Японского моря, вблизи тех мест, где размещались царские ставки. Поселения ая (ямато-но ая) находились в провинциях Ямато, Кавати. Хата придерживались той же тенденции — жить вблизи ставок царя и поселились в основном в провинциях Ямасиро, Сэтцу, Кавати. Названия «ая» и «хата» как родовые фамилии иммигрантов в первом поколении упоминаются уже в V в.

С V в. хата заселяли побережье внутреннего Японского моря, восточное побережье Кюсю, западное побережье Сикоку, южное побережье Хонсю. Затем они переселились в провинции Бидзэн, Сацума, Сэтцу, Кавати, Танива, Ямато, Ямасиро и далее в Тикацуоми, Мино.

Появление корейских военнопленных и китайских иммигрантов на островах способствовало консолидации централизованного режима, который противостоял эмиси, владевшему севером Хонсю. Эти иммигранты отнюдь не оказались в положении изолированного меньшинства. Они стали частью господствующей в Японии социальной структуры. Обе группы (ая и хата) расслаивались, с одной стороны, на ряд более мелких привилегированных управленческих прослоек, а с другой — на массу рядовых, которые еще раньше в корейских поселениях находились в подчинении у своих вождей. В процессе натурализации обе группы, каждая по-своему, прошли путь развития, имевший отличительные особенности, оказавшие влияние на их окончательный социальный состав.

Низшей ячейкой общества являлась семья, уже в то время сочетавшая в себе элементы отживающей родовой организации и нарождающихся новых отношений. Понятие «семья» выражалось термином «монко», буквально значащим «двор». Так, в Ематай числилось 70 тысяч с лишним дворов, в Тома — свыше 50 тысяч, на Цусиса и в Ито — свыше тысячи дворов.

Подобные семьи имеют дома. Такие семьи предстали взору китайских послов из префектуры Дайфан: «Для жилья делают травяные шалаши и деревянные дома. По форме они подобны насыпи. Вход в них находится наверху. Вся семья вместе живет внутри. Нет различий между старшими и младшими, мужчинами и женщинами».

Остатки поселения в Хуэ у города Фукуока представляют собой часть поселка (юряку). На нем открыты 4 примыкающие друг к другу группы землянок, снабженные отводным ровиком. Усадьба из 5—6 землянок с колодцем, складом, кухней и другими постройками приспособлена для совместной жизни. Конструкция землянок стандартная: вертикальное строение площадью 25—30 кв. м. с входом вверху. В жилище находилось 8—10 человек, а в группе из 5—6 жилищ — несколько десятков человек. Семья из 8—10 человек уже составляла отдельную и стойкую хозяйственную единицу, поэтому скопление в одном месте нескольких таких семей — признание существования одной большой семьи, находящейся под началом патриарха.

Какое же место в семье отводилось мужчине, а какое — женщине? Брачные обычаи неясны даже в основном пункте: были ли браки экзогамные? В «Вэй чжи» экзогамность отмечена лишь у племени вэй: «на однофамильных не женятся». Зато говорится о существовании полигамии. Полигамия находится в противоречии с внешними матриархальными признаками. Как пережиток она могла сохраниться очень долго — у правителей и их приближенных. Известно, что у правителей, знати было по 4—5 жен. Очевидно, что не все могли иметь даже по 2—3 жены, а только самые богатые.