Всемирная история. Византийская империя

Другие представляли собой лавры – обители, где сочеталось одиночное житье с киновитским. Такие обители имели некоторое число центральных зданий – церковь, пекарню, трапезную, склады, киновию для проживания молодых монахов, но большинство келий, калив было разбросано на площади от полутора до нескольких десятков гектаров. В них монахи жили в одиночку или по двое в течение недели, собираясь вместе только в субботу вечером и в воскресенье для участия в совместной церковной службе и трапезе. Само греческое слово «лавра» означало «путь, аллея, тропа», поскольку кельи, как правило, отстоявшие друг от друга на несколько десятков, а то и сотен метров, были связаны с центром монастыря протоптанными тропами. Обычно во главе монашеской общины стоял харизматичный духовный лидер, кто-либо из старцев (гиронтов), почитаемых отцов.

Некоторые иноки жили в отдалении – в скитах или вели хозяйство в метохах – «подворьях», своеобразных монастырских фермах. Но все они зависели от своих непосредственных руководителей, своеобразного соборного триумвирата, в который входил настоятель – игумен и два его основных помощника – эконом, управлявший монастырским хозяйством, и экклесиарх – ризничий, в ведении которого было все необходимое для церковной службы. Добавим, что все они исповедовались у монастырского духовника – пневматика. Мерилом этой монастырской жизни был Типикон – устав, обычно составлявшийся ктитором по образцу устава, предложенного в IV в. св. Василием Великим. Прототипом для более поздних уставов стали Типиконы знаменитой палестинской Лавры св. Саввы и прославленного константинопольского монастыря Студия.

Если не считать тревожной, смутной эпохи иконоборства, пришедшейся на две трети VIII в. и первые четыре десятилетия IX в., в остальное время без конца росли вклады на монастыри, увеличивались их земельные владения, постройки, стада. Множество людей уходило под покровительство обителей от повинностей, так как монастыри иногда пользовались льготами в отношении податей, а главное, их имущество считалось Господним и поэтому неотчуждаемым, не передаваемым в светские руки ни при каких обстоятельствах.

Трудились монахи с верой и обязательно с молитвой, надеясь, что помощь Бога обеспечит благосостояние обители, а значит, умножит ряды монахов и позволит творить больше спасительной во всех отношениях милостыни. В обителях, живших по уставу акимитов – «неусыпающих», такую молитву творили вообще непрерывно, полухориями иноков в три смены по восемь часов каждая. С таким молитвенным настроем монастырское хозяйство крепло, стремясь как можно более эффективно использовать свои хозяйственные ресурсы, хотя его владельцы твердили, что им «мирские стяжания» не надобны. Некоторые монастыри показывали примеры особенно умелого хозяйствования. Обители, особенно с XI в., становились религиозной и хозяйственной опорой крестьян, селившихся вокруг них. Традиция основания монастырей с одиночным житьем в глуши, горах и чаще безлюдной к тому времени давно ушла в прошлое.

Византийский монастырь не шел впереди мира – ромейское монашество внедрялось в более или менее освоенные земли. Но его усиление временами начинало грозить если не существованию, то благосостоянию государства. Понятно, что постоянно воюющая Империя нуждалась в солдатах и денежных средствах, а монастыри отвлекали большую часть населения от службы и работы. Делая вклады в обители, богатые люди скрывали от казны, от обложения свои доходы, капиталы, уводя их в эти своеобразные закрытые от мира «офшоры». Монашество, наконец, сокращало количество семей и вело к уменьшению населения, и без того подорванного повальными эпидемиями. Оно разрывало родственные связи, рушило семьи. Как подвиг благочестия воспринимался отказ иноков и инокинь от родителей, сестер, братьев, жен, мужей, собственных детей. Поэтому василевсы то и дело вступали в борьбу с монастырями, но в целом ход такой затяжной борьбы складывался не в их пользу, что тоже стало в будущем одной из многочисленных причин гибели Византии. В XIII в. множество монастырей было уничтожено, но даже накануне рокового, трагического 1453 г. лишь в одном основательно обезлюдевшем Константинополе функционировало не менее восемнадцати обителей. И это при оставшемся, сильно сократившемся населении города числом менее пятидесяти тысяч человек, включая иноземцев.