Среди приготовлений к разводу и свадьбе супруги еще и купили себе участок на кладбище. Они пригласили знакомых прямо туда, на место вечного упокоения, и угощали их там пирожными и вишневкой. Все завязалось в один узел: жизнь, смерть, вожделение, безграничная верность, любовь. Старая женщина объявила, что сама будет ухаживать за ребенком, когда новая жена родит, – ведь молодой матери придется работать, чтобы сводить концы с концами. Узнав про такие речи, женщины шипели: «Помоги, Господи! Храни нас небо! Пусть на них все их дурные сны обратятся!» Иные без обиняков заявляли, что это все происки нечистой силы, самого сатаны. Но было тут и кое– что другое. Хотя все были решительно против бракосочетания,
людям почему-то хотелось, чтобы оно состоялось как можно скорее. Улицу трясло как в лихорадке. Драма, которая разыгрывалась в жизни, была куда интереснее, чем все, что можно прочесть в газете или увидеть в театре.Развод состоялся в нашей квартире. Два старых человека, любившие друг друга великой любовью, стали теперь чужими друг другу. Скрипя гусиным пером, писарь выправил документ, затем вытер перо о ермолку. Изредка он принимался что-то бубнить себе под нос. В его зеленых глазах вспыхивали искорки. Кто знает – может быть, ему вспоминалась его собственная «лучшая половина»?.. Свидетели поставили подписи. Старик сидел, смущенно склонив голову, глаз не было видно под кустистыми седыми бровями. Борода распласталась по его груди. Ясно было, что он, главный участник событий, растерян не меньше, чем посторонние. Всю эту кашу заварил не он. Время от времени, чтобы отвлечься от грустных мыслей, он брал понюшку табаку. Порой взглядывал на жену, которая сидела на скамейке. Разводящиеся обычно приходят в скромной, даже бедной одежде, но тут старуха надела праздничный чепец и накинула нарядную турецкую шаль. Когда он смотрел на нее, она так и светилась ему навстречу. Ее глаза сияли. «Мазлтов! Ты видишь, я все, все для тебя сделала! Я жертвую собой ради тебя, жертвую собой. Прими эту жертву с благосклонностью, господин мой и повелитель… Будь это в моей власти, я ради тебя подставила бы шею серпу Жнеца…»
Мама нетерпеливо ходила взад и вперед по кухне. Парик замужней женщины сидел на ней косо. В глазах горел огонь негодования. Я пришел на кухню и попросил чего-нибудь поесть, но она вскинулась: «Уходи! Не до тебя! И не смей тут шарить по кастрюлям!»
Хоть я и был ее родным сыном и всего-навсего мальчиком, в ту минуту я был в ответе за весь презренный мужской пол.