Глаза Рави блеснули огнем восторга, яркая улыбка озарила его лицо. Тихо поднялась Ина, закрыла окно, захлопнула дверь. Звуки гамеланга замерли, а вместе с ними замерла и жизнь «держателя богов»…
Высоко в небе пролетала ночная птица. Заметив что-то блестящее на дороге, она спустилась вниз. То блестел красный ларец, в котором многие века хранились «боги». Теперь он валялся в пыли, опустошенный, разбитый. Птица поклевала ящик, убедилась, что там нечем поживиться, вспорхнула и улетела в высь…
ОСТРОВ ГОРИЛЛОИДОВ
XV. От замысла до дела — один шаг
В черной тьме быстро упавшей ночи даже силуэта Дюпона за окаймлявшей сад живой изгородью не было видно. Раздавался осторожный шопот механика:
— Дело, значит, становится солидным. Это плохо.
Ильин отвечал также шопотом.
— Не думаю. Сплошное безумие с начала до конца!
Дюпон возражал со все увеличивающимся раздражением:
— Никакого безумия здесь нет. Расчет точный, и исполнение идет по порядку. Смотрите сами. Начали с маленького; испробовали; дело пошло; теперь развертывают на десять тысяч. Можете вы доказать, что они дальше на чем-нибудь споткнутся?
Ильин молчал.
— Трудно начать, но если уж они пошли на такое расширение, будьте покойны, не пройдет двух лет, как будет организован с десяток таких же станций. Ведь время не ждет, а где и как они дождутся другого такого счастья? С пропагандой к нему действительно не подойдешь, потому что это — скотина; политграмоту ему в мохнатую башку также не втолкуешь. А когда из таких уродов создадут армию, дело дрянь: первую же стачку зальют кровью. Сами видели, как они стреляют и перебежками идут в атаку.
Некоторое время оба молчали. Потом Ильин глубоко вздохнул и тихо сказал:
— Да, надо действовать.
— Я и сам знаю, что надо, да не могу придумать, как.
— Убить Ленуара?..
— Согласен и на это, но что толку? Пришлют новую гадину, а нам с вами маленько укоротят фигуру: на длину головы. Вот и весь результат. Если бы как-нибудь взбунтовать этих чертей и учинить такой скандал, чтобы сразу отбить охоту к продолжению аферы, да как это сделать?
Опять наступило долгое молчание, затем Ильин задумчиво и не совсем уверенно проговорил:
— Кажется я поймал у себя в голове хвостик мысли. Еще не знаю, будет ли то, что я скажу, очень умно или очень глупо.
Дюпон ожидающе молчал.
— Да… спирт! На туземцев он действует с непреодолимой силой, а на этих подействует еще сильнее.
Механик сразу встрепенулся:
— Вот это уже похоже на дело. Правильно! В пьяном виде они бы вдребезги разнесли все здешнее заведение. Но как это устроить?.. Слушайте, дружище, теперь уж я дам совет. Вы с Ленуаром знакомы и ухаживаете за его женой…
Ильин почувствовал, что невольно краснеет, и рассердился.
— Как вам не стыдно чушь пороть, товарищ Дюпон? — почти резко прервал он механика.
— Ну, ладно, это дела не касается. Так вот что: знакомство с этим мерзавцем поддерживайте. Начните помаленьку сочувствовать его планам и посоветуйте— так, между прочим — давать этим бесштанным солдатам по чарочке, в награду за хорошую, скажем, службу и работу.
— Ну?
— А когда они войдут во вкус, мы уж как-нибудь натравим их на склад спирта. Я ведь хожу в обезьяний лагерь… Ладно, пока довольно. Мне надо итти, и за день мы обмозгуем это дело получше да поподробней. Затем я вам скажу вот что: нервов своих не распускайте.
Ильин улыбнулся, чего в темноте Дюпону не было видно.
— Это не дело, — пояснил механик, — что вы не сдержались и выкатились шаром от капитана. Довольно и того, что Идаев взаперти сидит. Если и вы попадете в то же положение, я один в этом чортовом гнезде буду совершенно бессилен… Да и вас-то самого мне будет все-таки жаль: вы хороший и верный товарищ… — в голосе Дюпона скользнула мягкая нотка.
Слегка зашуршали кусты, и он исчез под низко нависшими ветвями.
Когда на другой день Ильин поднялся на веранду дома коменданта, Ленуар встретил его добродушно.
— Я был уверен, дорогой друг, — сказал он, — что хороший сон смоет у вас следы вчерашнего негодования. Вы — решительный, горячий и прямой человек; поэтому-то мне и понравились. Через некоторое время вы поближе ознакомитесь с гигантским делом, которое начато в Ниамбе, и поймете, что лучшего средства для победы нам не придумать.
Мадам Ленуар казалась грустной и почти не поднимала глаз. Ильин также чувствовал себя как-то нескладно и лишь изредка вставлял в разговор короткие фразы.
Разговор сперва не касался Ниамбы. Ленуар сидел на подоконнике и, сияя неотразимой улыбкой, рассказывал о своей родине, о глубоком заливе родного Сен-Жан-де-Люза, о редких пушистых тамарисках[12]) на холмах над морем, о скалах на берегу у подножья развалин древней башни Цокоа.