Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Таким образом, в Центральной и Восточной Европе смысл понятий западной политической теории претерпел радикальное изменение. Народы проводят различие между плохим государством и хорошим. Они обожествляют государство, как и остальные этатисты. Но они имеют в виду только хорошее государство, т. е. такое, в котором доминирует их собственная языковая группа. Такое государство для них – Бог. Другие государства, в которых их собственная языковая группа не имеет господствующего положения, – это, по их мнению, исчадия ада. Их представление о согражданах включает всех, кто говорит на их родном языке, всех Volksgenossen{54}, как говорят немцы, и совершенно безразлично, в какой стране они живут; но сюда не входят граждане их собственного государства, если они говорят на другом языке. Эти – враги и варвары. Volksgenossen, живущие под иностранным ярмом, должны быть освобождены. Они – ирредента{55}, неосвобожденные.

Любое действие считается оправданным и справедливым, если оно может ускорить наступление дня спасения. Обман, преступное нападение и убийство рассматриваются как доблесть, если служат делу воссоединения. Война за освобождение Volksgenossen считается справедливой. Высшими критериями нравственности являются величие языковой группы и слава правильного и истинного государства. В расчет принимается лишь одно – их собственная языковая группа, сообщество людей, говорящих на одном языке, Volksgemeinschaft{56}.

2. Языковая группа

Экономисты, социологи и историки предложили различные определения термина «нация». Но здесь нас не интересует, как понимают этот термин ученые. Мы исследуем, какое значение терминам «нация» и «национальность» приписывают европейские сторонники принципа национальности. Важно разобраться, как эти термины используются в современной политической деятельности, и понять их роль в реальной жизни и в современных конфликтах.

В американской или австралийской политике принцип национальности неизвестен. Когда американцы освободились от власти Великобритании, Испании и Португалии, их целью было самоопределение, а не создание национального государства в том смысле, который сообщает термину «нация» принцип национальности. В языковом плане они были близки к старым заморским странам, из которых когда-то в Америку прибыли их предки. Народ, образующий ныне Соединенные Штаты Америки, не стремится аннексировать англоязычную Канаду. Да и франкоязычные канадцы, недовольные британской системой администрации, не воюют за франкоязычное государство. Обе языковые группы более или менее мирно сотрудничают в рамках доминиона Канада; здесь нет никакой ирреденты. Латинская Америка также свободна от языковых проблем. Не язык отделяет Аргентину от Чили или Гватемалу от Мексики. В западном полушарии много расовых, социальных, политических и даже религиозных конфликтов. Но пока еще американская политическая система не сталкивалась с серьезными языковыми проблемами.

В современной Азии также отсутствуют серьезные языковые проблемы. В плане языка Индия неоднородна, но здесь религиозная вражда между индуизмом и исламом играет куда большую роль, чем проблема языка.

Возможно, очень скоро все изменится. Но в настоящий момент принцип национальности – это более или менее европейская идея. Это главная политическая проблема Европы.

В соответствии с принципом национальности каждая языковая группа должна создавать собственное независимое государство, и эти государства должны включать всех людей, говорящих на этом языке. Престиж этого принципа столь велик, что группа людей, по какой-то причине желающих создать собственное государство, не отвечающее принципу национальности, готова изменить язык, лишь бы оправдать свои притязания в свете этого принципа.

Сегодня норвежцы говорят и пишут на языке, почти идентичном датскому. Но они не склонны отказываться от политической независимости. И вот, чтобы создать лингвистическое обоснование своей политической программы, видные норвежцы выразили желание развить собственный язык, преобразовать свой местный диалект в новый язык, что-то вроде возвращения к древнескандинавскому, использовавшемуся в XV столетии. Величайший норвежский писатель Генрик Ибсен считал эти намерения сумасшествием и высмеял их в поэме «Пер Гюнт»[36].

Ирландцы говорят и пишут по-английски. Некоторые выдающиеся английские писатели по происхождению ирландцы. Но ирландцы жаждут политической независимости. Поэтому, рассуждают они, нужно вернуться к гаэльскому языку, на котором говорили в их стране в прошлом. Они взялись за старые книги и рукописи и пытаются теперь вдохнуть жизнь в этот язык. И до известной степени они даже преуспели в этом.