Всемогущий

И только Егор всерьез подумал о таком исходе, как о самом приемлемом в его положении – хотя, конечно, и не очень эстетическом, – как вдруг его рука, скользившая по потолку, прыгнула вверх, не найдя опоры.

Он добрался до очередного колодца!

Торопливо, косясь себе за спину, где все еще стоял столбом луч фонаря, пересекаемый тенью спускающегося бойца, Егор принялся отыскивать скобы.

Есть!

Он уцепился обеими руками за шершавую, холодную арматуру, торчащую из стены, и полез наверх.

Вдруг одна из скоб одним концом выскочила из гнезда, и он едва не полетел вниз. Но он успел выставить ногу и, ободрав голень, уперся в нижнюю ступеньку. Хоть он ничего не видел, но чувствовал, что ноги его свисают в водосток, и он отчаянным усилием постарался подтянуть их к себе.

– Никого! – послышался гулкий крик.

На счастье Егора, спустившийся боец посветил сначала в противоположную сторону. А потом повернул фонарь в ту сторону, куда ушел Егор. Но тот последним усилием успел подобрать ноги и замер, прижавшись к стене. Он увидел, как под ним ярко осветился белый бетонный тоннель и вода, бегущая по нему, как горная река. Свет был так ярок после сплошной темноты, что он зажмурился.

– Ну? – крикнул сверху голос Курбатова.

– Пусто, товарищ полковник.

«Если они начнут обыскивать тоннель, я пропал, – подумал Егор. – Я не успею подняться наверх, открыть люк, вылезти и закрыть люк. На это нужно время, а у меня его нет. Зря я не утопился».

Секунды, которые ушли на то, чтобы Курбатов принял решение, показались Егору бесконечными. Вдобавок неожиданная и резкая вспышка света, блеск бегущей воды и тяжелый, все подавляющий смрад подействовали на него не лучшим образом. У него сильно закружилась голова, и ему пришлось изо всех сил уцепиться за скобу, чтобы не упасть в воду.

«Ну же, – шептал он, – быстрее, скотина».

– Что делаем, товарищ полковник? – не выдержал и стоящий внизу боец.

– Вылезай, – распорядился Курбатов.

– Есть, – повеселел боец.

Егор выдохнул, впрочем, совершенно бесшумно. Он услышал, как стекает вода с ботинок поднимающегося наверх бойца, и понял, что спасен. Вонь вдруг перестала его беспокоить, и кружение головы унялось как по волшебству. А узкий прут, на котором он сидел, показался ему самым удобным сиденьем на свете.

– Должно быть, через ограду ушел, – послышался голос Пронова. – Когда Дикий сюда побежал, они разделились. Он в ограду и пролез, пока этот дурак тут отстреливался.

– Ничего, – ответил Курбатов. – Долго он не пробегает. Ночи не пройдет, наш будет.

– Так точно, товарищ полковник, – подтвердил Пронов. – Куда он денется, соколик? Через час возьмем, как пить дать.

Голоса начали затихать. Как видно, старшие, потеряв интерес к люку и к саду вообще, начали удаляться.

Вот грохнул закрывшийся люк, и вокруг Егора сразу сгустилась тишина, в которой монотонно журчала вода – но как журчала! Она словно пела гимн спасению, и Егор готов был запеть ей в унисон – так он был счастлив, так поддался минутной эйфории от того, что хоть и в вони, тесноте и темноте, а не достался негодяям, смог отстоять себя и хотя бы таким образом отомстить за убитого Дикого, который, уж конечно, как никто другой, сумел бы оценить его усилия.

Но следующая мысль заставила его отрезветь.

«Они хитры и опытны, – подумал он. – Вдруг оставили в саду людей – на всякий случай? Вдруг они думают, что я где-то отсиживаюсь, и рассчитывают, что я рано или поздно вылезу и попадусь им в руки? Такое очень может быть, это как раз в духе всех этих спецслужб. Значит, надо сидеть тихо, и не меньше часа. Ничего, что воняет. Потерплю. Хоть до утра буду тут висеть. А до утра они не останутся, это бессмысленно. Подумают, что я ушел, и снимут наблюдение. А мне того и надо».

Следуя этим соображениям, Егор сидел на своем насесте так долго, как мог вытерпеть его измученный организм. Иногда он менял положение, когда сильно затекала рука или нога, но старался делать это как можно тише. Он стал очень осторожным. Свобода далась ему слишком дорогой ценой, чтобы он мог потерять ее по какой-то своей небрежности.