«Всему на этом свете бывает конец…»

«В чем основная проблема „Вишневого сада“? – говорил Эфрос на репетициях. – В том, что жизнь – как вихрь, и вихрь сбивает людей, уносит их. И мы слабее этого вихря, которому название – время.

Время безжалостно, стремительно, беспощадно. Оно меняется и меняет жизнь, как вулкан меняет поверхность Земли. И люди всегда перед вулканом, в общем, бессильны. Вулкан перестраивает рельеф Земли.

Чехов почувствовал в те годы, что рельеф Земли изменяется. И написал об этом пьесу. В этой пьесе – прошлое России, настоящее России того времени и будущее. И все это вместе связано. И все это дано в достаточно трагической окраске. Написал больной человек, который уже был при смерти, и назвал свою пьесу „комедия“. На спектакле не должны смеяться, если будет случайный смешок, то это по поводу чего-то частного».

20 апреля 1975, воскресенье. Вечером репетиции с Эфросом. Эфрос говорил о красоте и чувстве меры. Что красота может быть и в гротеске, как у Феллини, или в какой-нибудь акварели японской живописи. Он говорит, что чувство прекрасного живет в каждом человеке, но некоторые люди об этом забывают.

Красота не может быть утилитарна! Ребенок в счастливом детстве все воспринимает как должное. Все должно происходить само собой. Ни для чего не надо прикладывать усилия. Вишневый сад – это счастливое детство. Как же можно продать или пустить туда дачников. Действительно – пóшло!

Часто говорят о том, что сад белый. Например, Гаев: «Сад ведь белый», его подхватывает Раневская: «Весь, весь белый!» или «…покойная мама идет по саду… в белом платье!.. белое деревце склонилось, похоже на женщину… белые массы цветов…»

Я была в Киото, когда там цвела сакура. Море бело-розового цвета. При порывах ветра белые лепесточки отрывались и вихрем кружились над городом. Какая-то нереальная красота. Дух захватывало! Чехов акцентировал в первой же ремарке: «…май, цветут вишневые деревья, но в саду холодно, утренник». И через короткое время реплика Епиходова опять напоминает нам об этом: «Сейчас утренник, мороз в три градуса, а вишня вся в цвету. Не могу одобрить нашего климата… Наш климат не может способствовать в самый раз».

Я думаю, что если бы в пьесе была осень, когда в саду стоят голые деревья, жанр точно определился бы как трагедия.

На пресс-конференции в Токио, где Эфрос позже повторил рисунок нашего «Вишневого сада» с японскими актерами, спрашивали между прочим, почему Эфрос считает «Вишневый сад» трагедией, – ведь по Чехову это комедия. Эфрос потом написал в своей книжке: «Потом, уже в машине, я спросил японца, видевшего наш спектакль на Таганке, что там волновало именно его. Он сказал, что волновала беспомощность героев перед бедой. Вот оттого это и трагедия, хотя написана она со специальными „сдвигами“ в сторону нелепого, даже глупого. Содом и Гоморра, а в центре – несчастная Раневская. Особенно, на мой взгляд, это должно воздействовать, когда Раневская такая молодая и ломкая».

* * *

20 апреля 1975. Репетиционный зал. Многие перестали ходить на репетицию. Нет Шаповалова. Эфрос подыгрывает за Лопахина. Начали репетировать 1-й акт. Играть с Эфросом легко. Он по ходу объясняет ситуацию. Они диаметрально противоположны – Лопахин и Раневская с Гаевым.

Поэтому, когда Лопахин им начинает объяснять, как можно их сад разбить на дачные участки, они сначала искренне не понимают, о чем он говорит, а когда все-таки поняли, что это их сад нужно так изуродовать, то начали хохотать и дурачиться.

Лопахин ждал приезда Раневской, подготовил свою речь о Саде, но никак не может вклиниться со своим рассказом в их необязательные разговоры. Он ведь не дипломат. И поэтому вклинивается некстати – «вот мой проект». Даже это у них вызывает смех. Слово «проект», от него услышанное. После последних слов от него просто отмахиваются. Мол, говорит бред. А когда прошла сцена со «шкафом», то у Лопахина очень естественно вырывается «Да-а-а!» И тогда будет понятна эта жуткая разница в их мировоззрении. Они не слышат друг друга. Но он никак не может уйти. Его почти выгоняют. А когда он уходит, тут-то и прорывается негодование против него.

Публика должна быть в напряжении по поводу судьбы сада. Обычно он всем до лампочки.

Потом с Эфросом, который читал за Лопахина, прошли 2-й акт – сцена возвращения из ресторана.

После репетиции, как всегда, замечания Эфроса.