Всеобщая история

«Потом во дни Хосрова, сына Ормизда, после пленения Иерусалима, царь [Хосров] приказал собрать всех епископов стран восточных и ассирийских в царский дворец, где он им сказал: «Слышу, что христиане разделяются на две партии, из которых одна предает анафеме другую; ибо они [обоюдно] считают друг друга неправым, и потому пусть они все соберутся в одно место». — И собрались к нему все епископы, иереи и все верующие тех стран. Царь назначил над ними остиканом Сембата багратуни, названного Хосровшнум’ом, и главного придворного врача. Там находились в плену [в то время] также Захария патриарх иерусалимский и многие другие философы, выведенные пленными из города Александрии. Царь Хосров приказал им всем со всею справедливостью вникнуть в дело и представить ему то, что правильно и истинно. Все они собрались в дворцовой зале, где начались шумные прения. Ибо некоторые [из присутствовавших] обратились уже в православную веру и в силу грамот, закрепленных печатью древних государей, были присоединены к вере армянской земли; другие же принадлежали к учению Нестория, Севериана и различных других сект. Туда явился также патриарх [Захария] с своими соплеменниками и по своему обычаю стал обвинителем. Тогда все сказали: «здесь не должен присутствовать этот человек»[189]. Об этом решении доведено было до сведения царя, который спросил: — «По чьему приказанию явился он туда? бейте его палками и пусть он возвратится на свое место». То же самое [приказал он сделать] и с другими многочисленными сектаторами, [подтвердив, чтобы собравшиеся] исследовали только [постановления] никейского, константинопольского, ефесского и халкидонского соборов.

«В то время случились там два епископа, мужи верные, которые были отправлены из Армении донести царю о жестокостях, совершаемых в нашей земле. Это были: Комитас, епископ мамиконский, и Маттеос аматуниский. Они имели при себе в готовности Историю святого Григория[190] и еще другие догматические сочинения.

«Царь приказал спросить: «В царствование каких [именно] государей были созваны эти соборы»? Ответили: «Никейский собор был при Константине, константинопольский при Феодосие Великом, ефесский при Феодосие Младшем, а халкидонский при Маркиане». На это царь сказал: «Приказание трех царей должно быть истиннее, чем [приказание] одного». Вникнув в письменные [сведенья, представленные] о Несторие, [и узнав] кто он, откуда [родом], на каком соборе [он присутствовал], что говорил там и что с ним было сделано — царь приказал вывести из собрания несторианцев. Он спросил также и о халкидонском соборе: кто были на нем главными и что происходило на этом соборе? Ему сообщили подробно все, говоря: «на никейском и константинопольском соборах присутствовали лично цари Константин и Феодосий Великий; на ефесском — Кирил, патриарх александрийский; на халкидонском — епископ Феодорит, [поддерживавший учение] Нестория, Анна (?) названный католикосом и другие епископы и многие иереи из его епархии, из Аруастана[191], из страны Хужастанской и из других земель». Вследствие этого царь Хосров приказал разрушить церкви их всех, сказав: «Если бы собор халкидонский стоил того, чтобы его приняли, то почему же моя грамота не была принята, тем более, что я в ней изложил все верно? но видно, что он не может быть причислен к трем святым соборам»[192]. Он угрожал истребить их всех мечом, если они не откажутся от своего заблуждения и [не] пойдут по прямой дороге[193].

«Но [исповедующим учение собора] халкидонского — иверийскому и ахванскому католикосу, что при дворе царском в П’айтакаране, и некоторым другим епископам и иереям городов, бывших в греческой половине [Армении], равно как и князьям, пришедшим на службу царя парсийского, Хосров приказал снабдить всем нужным на дорогу[194]. Потом он попросил у представителей обеих сторон [представить себе письменное изложение [учения] никейского собора, что был при Константине, константинопольского, что при Феодосие Великом, ефесского, что при Феодосие Младшем и халкидонского, что при Маркиане. Рассмотрев и вникнув в него, он сказал: «Почему те [первые три] подобно этим [последним], не сказали два естества разделенные? Не следует ли из этого, что и нас надлежит разделить на два и сказать, что мы два царя, а не один? Ибо если станем рассматривать естество, то и я состою из двух естеств: из отца и матери, из души и тела. Но если вездесущее божество не может по своему изволению быть всем и творить все, то что это за божество?»